Себастьян Фолкс - И пели птицы… [litres]

Но ведь он же любил его. Только Уир и делал войну переносимой. Ужас, который Уир испытывал при артобстреле, служил страхам Стивена чем-то вроде отводного канала, а самая его невинность давала Стивену повод смеяться над качествами, которые сам он давно утратил. Уир был гораздо храбрее, чем он: Уир жил со своим ужасом, ощущал его каждый день и со странным упорством побеждал. Он ни разу не увильнул от своих обязанностей и умер на передовой.

Стивен уперся локтями в необструганный деревянный стол. Такого одиночества он не испытывал еще никогда. Уир был единственным, кто вместе с ним доходил до самого края нынешней реальности; только Уир слышал шум в небесах над Тьепвалем.

Он прилег на койку. Глаза его оставались сухими. Ровно в три часа ночи койку тряхнуло – это в туннелях взорвались мины. «Этот взрыв и в Лондоне услышат», – похвастался как-то Уир.

Зазвонил телефон, Стивен вернулся в кресло у стола. Все ранние утренние часы он передавал сообщения. К девяти утра Вторая армия овладела хребтом. В голосах офицеров, с которыми он разговаривал, звенело радостное возбуждение: в кои-то веки хоть что-то сделано правильно. Мины были заложены сверхмощные, а пехота при наступлении использовала приемы, перенятые у канадцев. Праздничное настроение растекалось по телефонным проводам.

В полдень Стивена сменили. Он лег и попытался заснуть. Безжалостный обстрел немецких окопов продолжался. Стивен проклинал судьбу за то, что она не позволяет ему добраться до них. Теперь он смог бы дать ответ на гипотетический вопрос Грея, отнимая жизни без малейших сожалений. Он завидовал солдатам, стрелявшим сейчас по отчаявшимся врагам, коловшим штыками их беззащитные тела и поливавшим пулеметным огнем тех, кто убил его друга. Теперь и он убивал бы их с легким сердцем.

Он попытался представить себе, что испытал бы Уир, узнав о захвате хребта, – довольство или мстительную радость, – но не смог. Уира больше не было. Стивен вспоминал его открытое вечно озадаченное лицо, меловую кожу в красных пятнышках от лопнувших из-за пьянства сосудов, лысеющую голову и потрясенный взгляд, не способный утаить его невинность. Он жалел о том, что тело Уира ушло под землю, так и не познав другого человеческого тела.

Всю эту ночь и весь следующий день он без движения пролежал на койке. Маунтфорд пришел и попытался поднять Стивена, но тот не сказал ему ни слова. К еде, которую ему приносили, он не притрагивался. Он корил себя за вспыльчивость, которой поддался при последней встрече с Уиром. И ненавидел себя за собственные чувства, потому что жалел не столько погибшего друга, сколько себя. Но ничего не мог с собой поделать. Мысли о смерти он, подобно всем прочим, гнать из головы научился; но с одиночеством сражаться не умел. Теперь, когда Уир ушел, не осталось на свете человека, который мог бы понять его. Стивену хотелось заплакать, но слез, способных выразить его скорбь и любовь к бедному безумному Уиру, у него не нашлось.

На третий день к нему пришел полковник Грей.

– Наконец-то успех, – сказал он. – Туннельщики проделали замечательную работу. Вы не будете возражать, если я присяду, Рейсфорд?

Стивен сидел на краю койки. Когда Грей вошел, он попытался встать, отдать честь, однако полковник остановил его взмахом руки. Стивен указал ему на кресло у стола.

Грей сел, закинул ногу на ногу, раскурил трубку.

– Боши даже не успели понять, что произошло. Я никогда не питал особой веры в пользу канавных крыс – в воронках, которые они сооружали, враг окапывался с большим удобством, но на сей раз даже я вынужден признать: дело свое они сделали.

Он продолжал рассуждать о наступлении, не замечая, по-видимому, того, что Стивен ему не отвечает.

– Наши ребята были в резерве, – сказал он. – Так и не потребовались. Некоторые из них, по-моему, слегка разочарованы.

Грей пососал трубку.

– Впрочем, далеко не все.

Стивен провел рукой по своим нечесаным волосам. Интересно, Грей сам решил заглянуть к нему или его прислали?

– Стэнфорд, – говорил между тем Грей, – выглядит как типичный английский штабист, не правда ли? Толстый, самодовольный, малообразованный. Прошу прощения, Рейсфорд, я, как вам известно, ничего против англичан не имею. В его случае внешность обманчива. Планировщик он отменный. Уверен, в ходе этого наступления он спас множество жизней.

Стивен кивнул. В его опустевшей от горя душе шевельнулся интерес – так в онемевшую конечность возвращается кровь, поначалу причиняя боль.