Дэвид Лоуренс - Радуга. Цыган и девственница. Крестины

Тихо сидела она в забытьи над микроскопом. Ее душа тянулась к новому миру, где ее ждал Скребенский. Она еще не могла идти к нему, но скоро, скоро она пойдет.

Занятия кончились, студенты заторопились. Ее тоже потянуло уйти, отойти поскорее от этого материального мира. Ей хотелось бежать навстречу Скребенскому, — единственной реальности.

Быстро собрала она материалы и инструменты и привела все в порядок. Она должна была бежать навстречу Скребенскому, спешить. Неизвестно, что именно она встретит, но так или иначе это будет началом нового мира, нельзя терять времени.

Стремительно и легко пошла она по коридору, взволнованная. Еще издали она увидела его и узнала с первого взгляда. Странным показался он ей. Он стоял с таким смущенным, скромным видом, как будто желал, по возможности, остаться для всех незаметным. Точно солнечный мороз засверкал в ее душе при виде его. Он был здесь, он — ключ к новому миру, он — его ядро и сердцевина.

Он заметил, как она быстрыми, гибкими движениями приближалась к нему с рассеянным лицом. Чем-то новым и неизвестным пахнуло от нее. Удивленный, взволнованный он ждал. Вокруг толпились студенты.

Подавая ему руку, она засмеялась растерянным, смущенным смехом. Он не смел взглянуть ей в глаза.

Потом она вышла на минутку, чтобы одеться. Они отправились вместе в город, как в былые времена ее школьничества, чтобы зайти куда-нибудь выпить чаю, и выбрали тот же маленький ресторан.

Она чувствовала в Скребенском большие перемены. Внешняя оболочка осталась все та же, но существо принадлежало совсем иному миру, чуждому ей. Казалось, они договорились о перемирии, и теперь встретились во время этого перемирия. Это сознание мелькнуло у нее в первую же минуту встречи. Они были врагами, всякое движение, всякое слово свидетельствовало об их полной отчужденности и обособленности.

Тем не менее она любовалась тонкими чертами его лица, смуглым цветом кожи, той физической силой и крепостью, которой дышало все его тело. Теперь он был мужчиной в полном смысле этого слова. Она думала, что это возмужание и есть причина их отчужденности. Юношей он был ей ближе, а мужчина, как она думала, должен обязательно таить в своем существе определенную холодность. И она на самом деле была. Он говорил, но его слова не находили отзвука в ее душе, и она, пытаясь поддержать разговор, никак не могла уловить и затронуть его существо. Он был таким уравновешенным, уверенным в себе, так спокойно и доверчиво беседовал с ней. Но душа его оставалась такою неуловимой, неясной, колеблющейся. Он казался ей каким-то сочетанием привычных действий и отношений. Живая, тонкая, многообразная сущность мужчины оставалась по-прежнему недоступна ей. Она ничего не знала о ней, она только чувствовала на себе его тяжелое, темное, сосредоточенное животное желание.

Неужели только это смутное, глухое желание привело его к ней? Это безнадежное упорство, эта ограниченность желания омрачали ее душу, в сердце закрадывалось холодное отчаяние. В чем он нуждался, чего он хотел? Его влечение имело такой низменный характер. Почему он не отдавался ей целиком? Что надо ему от нее? Что-то, чего не надо и называть. Испуганная, она содрогнулась.

И все-таки она сияла от возбуждения. Как мужчина, как особь другого пола, в своем подсознании он склонялся перед ней, предоставляя себя ее воле. Пламя пробежало по всему ее телу. Беспомощный, побежденный, он ждал у ее ног, он был в ее власти. От нее зависело принять или отвергнуть его. Если она оттолкнет, это будет для него смертью. И все это ощущалось только инстинктом, сознание этого не воспринимало.

— Сколько времени, — спросила она, — вы думаете пробыть в Англии?

— Точно не знаю, но не позже, чем до конца июля, я думаю.

Оба замолчали. Он приехал сюда на шесть месяцев, — впереди еще целых полгода! И он ждет. Она чувствовала, что закаляется, как сталь. В этой атмосфере расплавленного металла не было места ничему мягкому и человеческому.

Она быстро освоилась с положением.

— Вы получили назначение в Индию? — спросила она.

— Да, но я поеду туда только через полгода.

— И вас тянет туда?

— Мне кажется, да. Там есть многочисленное общество, много развлечений: охота, поля, верховая езда на хороших лошадях, и кроме того, масса работы, работы по горло.

Он все время беспрерывно оттеснял в сторону свою душу. Она ясно и отчетливо представляла его себе в Индии — представителем господствующего класса, захватившего в свои руки прежнюю старую цивилизацию, властителем и хозяином над более примитивной и неуклюжей культурой, чем его собственная. Он сам выбрал это. Он снова стремился стать аристократом, облеченным полномочиями и ответственностью, выделенным среди беспомощной, окружающей его серой массы. Будучи представителем правящего класса, он отдастся целиком осуществлению и проведению идеи о лучшем устройстве государства. В Индии будет много работы! Страна не хочет той цивилизации, носителем которой он является, она не желает ни его дорог, ни его мостов, ни того просвещения, часть которого он воплощал в себе. А он хочет ехать в Индию! Ей с ним не по пути.