Дэвид Лоуренс - Радуга. Цыган и девственница. Крестины

В голосе этого человека она чувствовала ясное обвинение и осуждение. Но все-таки школа еще не успела стать для нее определенной реальностью. Все это существовало в действительности, но без всякой внутренней связи с ней. Она не хотела соглашаться со взглядом мистера Брента. Она не желала придавать ему должного значения.

— Разве это так ужасно? — спросила она, почти дрожа, но пытаясь выразить легкое снисхождение и показать, что это ей безразлично.

— Ужасно? — сказал мужчина, углубившись в свой картофель. — Об ужасном я не говорю.

— Я теперь буду бояться, — сказала Урсула. — Дети мне кажутся такими…

— Что? — спросила мисс Гарби, входившая в эту минуту.

— Видите ли, — сказала Урсула, — мистер Брент говорит, что мне надо взять свой класс в ежовые рукавицы, — и она неловко засмеялась.

— О, вам необходимо сохранить в классе порядок, если вы желаете учить детей, — возвестила мисс Гарби суровым, надменным тоном.

Урсула промолчала. Она чувствовала, что она в их глазах не имеет никакой цены.

— Правильнее сказать, если вы хотите иметь возможность существовать, — поправил мистер Брент.

— А на что вы нужны, если вы не умеете соблюдать порядок? — спросила мисс Гарби.

— И этого вы должны добиваться своими собственными силами, — тут голос мистера Брента перешел в пророческий вопль, — потому что никто вам не окажет помощи.

— Ну, конечно, — сказала мисс Гарби, — некоторым помочь невозможно. — И она быстро вышла.

Враждебность их отношений была ужасна. Урсуле хотелось уйти, сбежать, но не объясняться.

Вошла мисс Шофильд, взяла свое разогретое кушанье и ушла вместе с Урсулой в свой класс.

— Как у вас тут хорошо, — заметила Урсула, — совсем не похоже на все остальное.

Она тут же испугалась своих слов. Влияние школы начинало сказываться.

— Большой класс! — сказала мисс Шофильд. — Да ведь это же несчастье заниматься там!

Она говорила с большой горечью. Она также находилась в унизительном положении старшей служанки, ненавидимой хозяином сверху и своим классом снизу. Она знала, что каждую минуту может подвергнуться нападению одной из сторон, или сразу обеих, потому что начальство станет слушать жалобы родителей и, объединившись, нападет вместе с ними на представителя власти, на учителя.

За едой девушки разговорились о себе. Урсула рассказала о своей школе, о своих экзаменах. В этом жалком месте она чувствовала себя такой несчастной. Мисс Шофильд внимательно слушала ее с мрачным выражением на красивом лице.

— Неужели вы не могли найти место получше? — спросила она наконец.

— Я не знала, каково здесь, — ответила Урсула.

— Ах! — воскликнула мисс Шофильд и резко отвернулась.

— Здесь действительно ужасно? — спросила Урсула с легким страхом.

— Здесь, — сказала мисс Шофильд с особой горечью, — здесь ненавистное место.

Сердце Урсулы упало.

— Все дело в мистере Гарби, — продолжала Мегги. — Я думаю, я не в состоянии была бы вернуться в большую комнату, — голос мистера Брента и мистера Гарби — ах!

Лицо ее исказилось гримасой горечи. Некоторые вещи были для нее невыносимы.

— Неужели мистер Гарби так ужасен на самом деле? — спросила Урсула, проникаясь страхом.

— Он сварливый буян, — ответила мисс Шофильд с глубоким презрением в голосе. — Он совсем не плох, пока вы с ним соглашаетесь, обращаетесь за его помощью и делаете все по его указанию, — но это так подло! Приходится бороться на обе стороны, а это неотесанное дубье…

Она оборвала свою речь, слишком горько было у нее на душе. Было видно по ее лицу, что она полна негодования. Урсула с болью ждала ответа на свой вопрос.

— Но почему получается все так ужасно? — спросила она беспомощно.

— Иного выхода нет, — сказала мисс Шофильд. — С одной стороны он сам против вас, с другой — он натравливает на вас детей. Дети ужасны. Вы непрестанно должны их заставлять что-то делать. Все идет насильственным путем и через вас. Все, что они учат, вы должны им вбивать насильно — иного пути нет.

Урсула замерла. Неужели она должна захватить их всех силой, силой заставить учиться этих упорных пятьдесят с лишком ребят, чувствуя за своей спиной грубую, безобразную зависть, всегда склонную предоставить ее во власть этого ребячьего стада и показать, что она не умеет держать их в повиновении. Ею овладел страх перед своею задачей. Она увидела, как мистер Брент, мисс Гарби, мисс Шофильд, все школьные учителя, скрепя сердце, тянут лямку противной обязанности обращения детей в одно механическое, дисциплинированное целое, добиваясь от них автоматического повиновения и внимания, и затем требуя восприятия различных отрывков знаний. Первой основной задачей было подравнять всех детей на один лад и образец, подогнав их под одну мерку. Это должно было достигаться автоматическим способом — путем воздействия отдельной воли учителя и всей школы в целом. Суть лежала в том, что старший учитель и его сотоварищи должны были объединиться в одной воле, и тогда подчинить себе детей сообща. Но старший учитель был тупым человеком с исключительным самолюбием. Он не хотел соглашаться с учителями, они не желали подчиняться ему. Таким путем получалась анархия, и дети оказывались предоставленными самим себе.