Зигфрид Ленц - Хлеба и зрелищ

— Крепко будет сегодня спать, — сказал Берт.

А я молчал всю дорогу, провожая его до поселка, где у Берта была маленькая хибарка. Заходить к нему я уже не стал.

— Хорошо, что мы с тобой встретились, старина, — сказал Берт. — Думаю, об этом мы еще не раз вспомним. Я попытаюсь стать бегуном.

Я сказал:

— Ты уже стал им, Берт. Но возможности твои еще не исчерпаны. Во всяком случае, завтра вечером ты сможешь увидеть свое имя в газете.

Потом, уже идя по саду, он попросил:

— Заходи как-нибудь в наш спортклуб. И помоги мне немножко. Вместе мы сумеем кое-что осуществить.

Именно тогда я впервые упомянул его имя в газете.

…Теперь мне уже не придется этого делать. Сегодняшний бег принесет ему поражение. Это его последний бег. Бег на пороге забвения. Его отчаянный рывок был бунтом против расставания со спортом. Пятнадцать метров отделяют его от группы бегунов, которую все еще ведет Муссо, смуглый спортсмен из Италии. Нет, Берт Бухнер не взойдет на пьедестал почета, не получит медали, ничья рука не пожмет его руку; он потерпит поражение, сойдет со сцепы, в лучшем случае, о нем останется доброе воспоминание, которое в спорте стоит ровно столько же, сколько сломанный бамбуковый шест для прыжков в высоту.

Муссо сбился с ритма, его оставляют позади. Кто? Кудрявый румын Оприс и оба датчанина вырываются вперед, вот они уже нагоняют Берта. Что будет делать Муссо? Он продолжает бежать. Перед забегом Муссо помолился. Какому богу? Хитроумному Гермесу? Афине, которая однажды пошла на очень ловкий обман, чтобы помочь Одиссею стать победителем? А может быть, Муссо, которого репортеры сфотографировали за молитвой — так было в Милане, а потом и в Брюсселе, — взывал не к богу, а к секундомеру? Может, его бог — это хронометрист в белом чесучевом костюме? Муссо бежит теперь четвертым, оставив позади Хельстрёма и Сибона. А где Мегерлейн? Швейцарский почтальон отстал метров на десять, жилы на его шее того гляди лопнут, у него, наверное, судорогой сводит ноги, а может, что-то попало в ботинок, но Мегерлейн не сдается, нет, он не сходит с дорожки.

Пятый круг… Оприс и оба датчанина преследуют Берта по пятам, они энергично работают ногами и выигрывают четыре, пять, даже шесть метров; они хотят догнать Берта и использовать его как лидера, но тот, заметив их приближение, увеличивает скорость и вновь убегает от них. Тень от старого биплана стремглав проносится по стадиону. Тень скользит по бегунам, которые постепенно сближаются в конце противоположной прямой и сомкнутой группой бегут позади Берта. Только он бежит в одиночку. Он сам определяет ширину своего шага. Знает, что бежит сейчас наперекор себе…

Фотографы ложатся, садятся на корточки, опускаются на колени; когда приближается Берт, а вместе с ним всплески аплодисментов, они поднимают свои аппараты, щелкают затворами — напрасный труд: ни одна редакция не купит их снимков, ведь они запечатлели на пленке поверженного бегуна, фотография которого застрянет в их личных архивах! Расположение бегунов опять меняется, из последних сил они совершают рывки на дистанции; да, благодаря рывку на дистанции ленинградский моряк Владимир Куц победил всех своих соперников. Две золотые медали привез он из Мельбурна. Поворот перед финишной прямой; больше всего я люблю смотреть за бегунами на повороте, когда они с силой отталкиваются от внутренней бровки, слегка склоняясь в сторону, и пространство — этот самый равнодушный из всех противников — вроде бы с большей очевидностью оказывается побежденным. На повороте бег кажется особенно стремительным. Высоко взлетает колено, рука сгибается под углом, отлетая от плеча назад, и далеко вперед выносится маховая нога, стопа переступает на носок, отталкивается пяткой и опять устремляется вперед, а колено неустанно, неудержимо взлетает вверх.

Берт стремительно преодолевает поворот, словно влекомый центробежной силой; голова наклонена, левое плечо чуть опущено, как будто Берта удерживает невидимая бечева, которую крепко схватил невидимый укротитель, стоящий в центре поля. Пока еще Берт не уступил ни метра. Пока еще многие верят в его победу. Я вижу, как они машут руками, слышу их крики, их аплодисменты. Их аплодисменты — это не только награда, не только признание, но и хлыст, подстегивающий спортсмена, обжигающий его и убыстряющий его бег. Берт бежит под их аплодисменты, ради их аплодисментов. Кажется, что эти аплодисменты высвободили в нем новые силы…