Сергей Ионин - Если любишь…

У нас, знаете, такой случай был.

Работал на первой печи один «жоржик», вы не думайте, я не на жаргоне, его и в самом деле Жоркой звали. Работал — так себе, ни шатко ни валко. Дремать любил, так кто в ночную смену вздремнуть не любит, особенно под утро, правильно я говорю? Задремлешь — растолкают, сам не обидишься, другие — тем более.

У «жоржика» этого жена училась в Челябинске заочно в каком-то техникуме, чуть ли не юридическом. Как положено, вызвали ее на сессию, — уехала. Надо заметить, была она в положении. Уехала. Кажется, что здесь такого — уехала жена и уехала, никуда не денешься.

Только «жоржик» наш кольцо с пальца долой и загулял. По ресторанам там, кафе, туда-сюда. Как борзая исхудал, гульба-то сил не прибавляет.

Сколько там у жены его сессия была, не скажу, не знаю. Глядим на «жоржика», а он все скучнее и скучнее. Думаем, гулять-то бросил, по жене тоскует. А он как-то залез на мостовой кран, проорал что-то и — скок оттуда! Ну и, конечно, здоровья ему этот прыжок не прибавил.

Дерьмо человек.

Врачи-то установили, что он еще, когда орал — уже умер от страха — сердце разорвалось.

Поначалу на заводе всполошились: что?! как?! Сами понимаете, на производстве такой конфликт. Может, начальство чем обидело, а может, и плавильщики посмеялись, кто знает? Ну и что, думаете, оказалось?

А вот что.

Пока жена его там в Челябинске законы разные на паспортистку сдавала, он успел еще двух обрюхатить. Одна-то узнала, что он женатый, и простила, бабы, то есть, конечно, женщины, народ жалостливый, а вторая — ни в какую: женись, и все. Он туда-сюда… женат я. Она заявляет — разводись или алименты через суд требовать буду, да еще такое заявление напишу — не обрадуешься. В общем, как потом следователь говорил, «жоржик» жизни испугался, как кот: нагадил — и в кусты.

Так вот. Глядим мы на Вовочку, радуемся, видать, все у них нормально.

Хорошо. В душу парню не лезем.

Прошло этак месяца два — загрустил Вовочка, а Андрюха вон, дружок Вовочкин, нам сообщает, что, мол, пассия эта полухинская, узнала, значит, про его семейное положение и заявила: пусть-ка он братьев и сестер в интернат сдаст, мать — в дом престарелых-инвалидов, а иначе замуж не пойдет, тем более что он того… с дефектом речи. Ну что ты будешь делать! Как в воду мы смотрели, а может, и накаркали на Вовочкину голову.

Наблюдаем, помочь тут не поможешь, да и не таким он парнем был, чтобы помощь просить.

Будто шлаком Полухин покрылся, весь почернел, исхудал. Вот ведь какое разное горе-то бывает — один подличал и извел себя страхом, второй наоборот — жилу крепкую имеет, характером своим горе душит. Мать не бросил, а сердце плачет, плачет сердце-то, любовь — ясное дело.

Я Андрюхе-то говорю:

— Ты, — говорю, — Андрюха, будь поближе к Полухину, как бы чего…

— Нормально, — отвечает, — сам вижу.

Да-а… Вот вы говорите, человек, мол, это венец природы, вроде как выше ничего и нет, а я так скажу — не всякий человек венец-то. Ох, не всякий!..

Тут ни диплом, ни разряд по боксу значения не имеют. Вон у меня зять с дипломом, все кичится: я — интеллигенция, рабочие — темнота, одну работу свою и знают, никаких запросов, а того дурачок не понимает, что его интеллигентность с узла галстука начинается и носками башмаков кончается. А рабочие… Что ж рабочие, работа — ведь и тысячу лет назад работой была, и теперь не полегчала. Смену у печи отстоишь — не до театров, это не в кабинете сидеть. Потому и пенсии радуешься, что можно и в саду покопаться, и порыбачить в свое удовольствие, и на концерт какой…

Я уж вон сколько работаю на заводе-то и скажу — уж на что мои плавильщики народец еще тот, а хоть каждого второго министром ставь, с умом потому что ребята, а самое главное — долг свой знают. Шебутные, правда, так и это хорошо. Правда, кому-то даже лучше, когда рабочий, словно заводной, головой кивает, со всем соглашается. По-моему, так, если человек с характером, долг свой знает, совесть имеет человеческую и за спинами не отсиживается — честь ему и хвала. Человек тогда и венец, когда долг в душе носит, как верующие бога. Долг… это значит долг перед самим собой в первую голову. Зять-то мой один долг знает, как он говорит — долг чести — карточный… Тоже честь! Тьфу!

Вовочка наш настоящий был.

Да-а… Пережил он это свое горе, отходить стал душой, оттаивать.

Тут приводят к нам экскурсию, посмотреть, значит, как люди работают. Дурь какую-то придумали, водить этих экскурсантов. Ну и она, эта самая пассия, в экскурсию как-то затесалась.