Ленин стал объяснять Вандерлипу, какого рода концессии Советское правительство может допустить: контроль оставался за большевиками, порядки на концессионных предприятиях должны были остаться советскими.
Вскоре Вандерлип ушел.
«Продать Камчатку! Опоздал, сеньор! Даже в восемнадцатом не продали бы! А теперь-то, теперь!» — подумал Владимир Ильич и представил, какой веселый смех вызовет рассказ об этой встрече за обедом дома.
Владимир Ильич пошел обедать. На лице его едва уловимой светлой тенью бродила радостная, чуть озорная улыбка. «Советской власти всего три года, мистер, но нас уже не свалишь… Нет, вам уже не свалить нас. Безнадежное, никчемное дело…»
Разгромлены Деникин, Колчак. Врангель доживает последние дни. Скоро Советская Россия будет свободна от пришлых врагов. Пришлых…
В полутемном коридоре, на полпути к квартире, Ленину повстречался высокий мужчина в шубе. То ли сказывались преклонные годы, то ли недоедание — мужчина шел, качаясь из стороны в сторону. При его большом росте это было особенно заметно: качался он, как дерево на ветру. Мужчина показался Ленину знакомым…
— Федор Васильевич! — окликнул Владимир Ильич, всматриваясь. — Вы?
Старик качнулся в сторону Ленина и остановился.
— Федор Васильевич!
Покровский зашел сюда совсем по другому делу и совершенно не намеревался встречаться с Лениным, давать ему ясный и определенный ответ… Просто нужно было увидеть бывшего коллегу, теперь работавшего в Кремле…
— Я, Владимир Ильич, я, — ответил Покровский. — Здравствуйте…
— Здравствуйте. Что с вами, Федор Васильевич? Плохо себя чувствуете?
— Да нет…
— Голодаете?
— Нет, Владимир Ильич.
— Вы правду говорите?
— Видите — шуба на плечах… Буржуйская…
— Вижу. И все-таки… — Ленин оглянулся в поисках стульев. Стульев поблизости не оказалось, и Ленин вернулся с посетителем в кабинет.
— Разоблачайтесь и садитесь. — Ленин помог Федору Васильевичу справиться с тяжелой шубой и хотел повесить ее, но Покровский отобрал шубу из его рук и повесил сам: поднимал несколько раз, никак не мог достать до крючка.
Было заметно, что страшная усталость или какое-то недомогание скрутили Покровского. Он не спеша прошел к креслу и сел, тяжело упершись руками в подлокотники.
Шатура удивила Покровского. Он увидел поистине народную стройку. «Пожалуй, так дело пойдет…» Ему тоже захотелось работать. Надо было работать…
И Федор Васильевич пришел в ВСНХ. Но там с ним говорили так, что он почувствовал себя врагом.
Больно ранила Покровского не сама грубость и отношение к нему, человеку, в общем, из проклятого прошлого, сколько другое: и с такими чиновниками Ленин думает утвердить торжество справедливости и разума! Федор Васильевич решил отнюдь не живописать прием, оказанный ему в ВСНХ, быть посдержанней в оценке обстановки вообще. И, конечно, не рассказывать про обыск… Безусловно, Ленин заставил бы исправить допущенную другими ошибку, строго наказать виновных, но нельзя же, чтобы все — Ленин, Ленин, Ленин! Но, приняв такое решение, Покровский не удержался:
— Мне не верят, — сказал он. — Республике, говорят, не хватит контролеров, если пролетариат будет брать к себе на работу таких господ, как я. А тут еще эта шуба!
Федор Васильевич с неприязнью посмотрел на свою шубу и ухмыльнулся.
— Шуба, конечно, вздор! — заметил Владимир Ильич, садясь в кресло. — Но согласитесь: кому-то эта шуба напоминает о помещике, который торговал крепостными или травил собаками, кому-то о фабриканте, заставлявшем работать шестнадцать часов в сутки. Все поднялось: и месть, и неприязнь к угнетателям, и низменные чувства у некоторых, а главное-то, Федор Васильевич, главное — вера в хорошую жизнь на земле, в человека, в себя! Впрочем, оставим это… Где такие прыткие, с кем вы разговаривали?
— В ВСНХ, Владимир Ильич…
— В ВСНХ… Фамилии у них есть? — Ленин взял карандаш.
— Наверняка. Все как у людей. Но вы думаете, я помню? Бесполезное занятие: несть им числа!
— Есть им число, Федор Васильевич. Есть! Постарайтесь припомнить!
Федор Васильевич стал перебирать:
— Огурцов… Таранкин… Похлебкин… Нет, не то! Говядкин… Котлетов!
— «Котлетов»… «Котлетов»… Что-то знакомое. Может быть, Кавлетов? — вспомнил Ленин.
— Вполне возможно…
— И один?
— Если бы один…
— Почему мне ничего не сказали? — строго спросил Ленин и встал.
— Не нажалуешься, Владимир Ильич. Все будут жаловаться — вас и на год не хватит.
Читать дальше