Сергей Антонов - Трудный день

— Что же, по-вашему, катастрофа, мистер Ленин?

— То, что произошло с царской Россией. Строй не мог существовать далее, несмотря на помощь извне. У нас положение тяжелое, очень тяжелое, — подчеркнул Ленин, — и, быть может, даже отчаянное, но страна живет, новый государственный строй удержался в России. Ему нужны силы, энергия, чтобы он окреп, встал на ноги.

И Герберт Уэллс почувствовал, что ему хочется верить Ленину. Был ли это гипнотический дар, которым, как говорили ему, обладает Ленин, или результат смелого признания руководителем России страшных ее бед — неизвестно. Но Уэллсу уже было интересно: этот человек смотрел правде в глаза, как бы она ни была страшна. Значит, Ленин видел разруху и хаос, и не только не отрицал их, но еще и подчеркивал масштабы трудностей. Разница была в выводах, но это уже вопрос философский. И разве не заслуживает уважения человек, который, не преуменьшая опасностей, видит все же какой-то выход?

— Да, Россию нужно коренным образом перестроить, воссоздать заново, — заметил Уэллс.

— Мы за это и взялись, мистер Уэллс, — сказал Ленин, как будто речь шла о самом обычном. — Мы в нужде и голоде, мы в тяжелом, отчаянном положении. Но у нас есть силы, которые уже сейчас дадут возможность начать преобразование России, к которой, я вижу, вы питаете самые теплые симпатии, мистер Уэллс.

Ленин все более и более увлекался.

— Вместо разрушенных железных дорог появятся новые, электрифицированные. Вместо разбитых грунтовых дорог, над которыми сейчас слышен лишь свист кнутов, ругань возниц, страну покроют новые, шоссейные. Мы построим фабрики и заводы, индустриализуем страну. У нас будут свои машины, свои автомобили, тракторы.

Уэллс поймал себя на том, что он не только внимательно слушает этого человека, но и верит ему. Да, он сидел и слушал именно с таким видом.

Ленин говорил о планах реорганизации России. Они казались Уэллсу справедливыми, честно задуманными и очень простыми. Простота и честность особенно нравились Уэллсу. Но когда Ленин заговорил об электрификации, Уэллс спросил:

— Имеется в виду электрификация в будущем?

— В настоящее время.

— Сейчас, когда в стране почти угасли торговля и промышленность?

— Да, сейчас.

Уэллс молчал. Он выражал своему собеседнику полное недоверие и давал ему возможность вернуться в реальный мир.

— Проекты электрификации, — начал Уэллс, — осуществляются сейчас в Голландии, обсуждаются в Англии, и можно легко представить себе, что в этих густонаселенных странах с высокоразвитой промышленностью электрификация окажется успешной, рентабельной и вообще благотворной.

Пока Уэллс говорил, Ленин чуть заметно кивал головой: это он уже слышал, к сожалению, не раз… Ну что же, продолжайте…

— Однако электрификация России… — Уэллс оборвал фразу и пожал плечами: можно ли об этом говорить всерьез?

— Мы будем электрифицировать Россию сейчас, — сказал Ленин.

Уэллс поднял голову.

— В России будут созданы крупные электростанции, которые дадут целым губерниям энергию для освещения, для работы транспорта и промышленности.

Великолепно! Но объективность и реальность прежде всего! И Герберт Уэллс выпрямился в кресле, словно встряхивая себя, освобождаясь от обаяния этого невысокого человека, от захватывающего благородства его стремлений.

— Дерзновенный проект, — определил Уэллс. — Я не знаю более дерзновенного. Но в огромной, равнинной, покрытой лесами стране, населенной неграмотными крестьянами, не имеющей технической интеллигенции, это утопия. В отличие от других — электрическая.

— Да, так может показаться некоторым, — спокойно сказал Ленин. — Я понимаю это. Между прочим, так кажется и некоторым нашим руководителям. Но уже есть опыт. Мы электрифицировали два района.

Ленину было приятно сказать это Герберту Уэллсу. Великая мечта осуществлялась… Собеседник наконец поймет… Он крупный писатель, незаурядная личность. Представить себе Россию электрифицированной не труднее, чем представить жизнь на других планетах, на Марсе… Ленин продолжал рассказывать, какие электростанции будут построены в ближайшее время.

Уэллс кашлянул и спросил:

— И вы возьметесь за все это с вашими мужиками, крепко сидящими на земле?

— Мужики станут другими. Будут перестроены не только города, деревня тоже изменится до неузнаваемости.

Уэллсу осталось лишь удивиться еще больше. Несмотря на свою сдержанность, он сделал едва заметный, но все же вполне определенный жест: ну и ну!