Сергей Антонов - Трудный день

— «Времени»! Я тоже, Глеб Максимилианович, не отказался бы. Самым великим человеком станет тот, кто сумеет покорить его: растянуть, увеличить. Но, увы! А может быть, все-таки попробовать? — Ленин рассмеялся. — Распоряжается же временем Герберт Уэллс в своих романах, почему нам нельзя? — И сам ответил: — Но мы и так взяли на себя немало…

Кржижановский увидел, как посерьезнел, даже посуровел Ленин. Он молчал мгновение, другое…

— Глеб Максимилианович, теперь у меня к вам… — сказал Ленин.

— Слушаю, Владимир Ильич…

— Не рассматривайте, пожалуйста, план ГОЭЛРО как некий идеальный с профессорской точки зрения научный труд. Сейчас это утопия. Мы нищие. Голодные нищие. По кусочкам выделить важнейшее, поставить предприятия!

Кржижановский не ожидал от Ленина такой оценки. От этих слов становилось больно. Казалось, отчаянные эти слова произнес не Ленин, а сама необходимость. И попали они в точку. Действительно, было у него желание: собрать исчерпывающий материал и засесть за любимую работу, по которой истосковался и о которой так много думал… Солидный научный труд…

Рано!

Вошел Дзержинский.

— Помешал? — спросил он, здороваясь.

— Садитесь, Феликс Эдмундович, — предложил Ленин, сосредоточиваясь на чем-то другом. Сейчас надо будет заниматься делами ЧК, как он уже занимался гвоздями, хлебом, международной политикой.

Кржижановский поднялся и, озабоченный, простившись, ушел.

— Одну минутку, — сказал Ленин Феликсу Эдмундовичу и стал звонить по телефону.

Сдержанно взглянув на Владимира Ильича, Дзержинский заложил руки за спину и, худой, стройный, легкий, ходил возле карт у стены. Он как будто не слышал разговора по телефону, а разговор был трудный.

Рождалось новое общество. Были разные точки зрения на культуру прошлого, на буржуазных специалистов, на губную помаду и галстуки, на брак и семью, на единоначалие в промышленности… Что ж, у некоторых была своя точка зрения на электрификацию.

По их мнению, составлять и тем более проводить в жизнь единый хозяйственный план сейчас не время — нет топлива, нет продовольствия. Вот и Рыков… Идею электрификации он низводил к строительству мелких электростанций в сельских местностях, отрицал необходимость развития машиностроения. Машины можно выменивать за границей на хлеб, сахар, масло, считал он.

Положив трубку, Владимир Ильич выразительно посмотрел на Дзержинского.

— Что прикажете делать, Феликс Эдмундович? — спросил Ленин.

— Есть резолюция ВЦИК, Владимир Ильич, — и умолк: ясно же!

Феликс Эдмундович напоминал о сессии Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета Советов, которая поддержала Ленина и его сторонников, вынесла резолюцию о возможности приступить «к научной выработке и последовательному проведению в жизнь государственного плана всего народного хозяйства».

Говорил Дзержинский суховато, как будто и не он поддерживал и эту резолюцию, и другие предложения Ленина. Феликс Эдмундович был из тех, кто, пожалуй, мог погладить ребенка и не улыбнуться. Но погладить с такими потаенными нежностью и любовью, каких не было у самых улыбчатых и сердобольных…

— Надо еще раз поговорить в Совнаркоме и решить вопрос о комиссии и ВСНХ… — заметил Ленин и стал что-то искать в бумагах.

Дзержинский ничего не ответил.

Феликс Эдмундович, пожалуй, как никто другой, знал о твердости и непреклонности Ленина. Десятки, а может, сотни раз за эти годы ему приходилось докладывать Владимиру Ильичу, советоваться с ним, слушать его распоряжения по поводу осознанных, ставших необходимостью крайних мер по отношению к врагам революции и новой России.

Дзержинский отчетливо сознавал, что сила Ленина в том, что он крепко стоит на земле, знает в своем деле все, а потому подлинно свободен. Может и еще раз поговорить с противниками его мнения и не показаться слабым или неоправданно мягким…

Сожалея, что сейчас на плечи Ленина свалится еще одна тяжесть, Дзержинский стал докладывать о чрезвычайных событиях. Их было немало и раньше, случались и теперь.

В мае на Ходынке, в артиллерийских складах, возник большой пожар, приведший к взрыву. Выведена из строя московская радиостанция, расположенная неподалеку от складов. Контрреволюция использует и другие формы борьбы. В частности, экономическую. Арестована группа из шестидесяти восьми спекулянтов валютой, обнаружена подпольная «фабрика» фальшивых денег.

— Можем ли мы сейчас уделить больше внимания предупреждению преступлений? — спросил Ленин. — Именно пре-ду-пре-ждению?