Сергей Антонов - Трудный день

— Не зря, — подтвердил Владимир Ильич.

— Вот ведь как! — удивляясь, воскликнул старик. Он подумал и спросил: — Допустим, не зря. А дальше?

— А дальше, дедушка, Октябрьская революция, и власть оказалась в наших руках. Потому-то теперь и получится. Рабочие и крестьяне стали хозяевами своей жизни. Установление справедливости на земле теперь зависит от всех нас. Вы не согласны?

Против ожидания старик нахмурился и стал смотреть на траву. Стукая пальцем по плетушке, он молчал, не желая, видимо, спорить и тем самым доставлять неудовольствие хорошему человеку.

— Вы не согласны?

Старик развел руками: ну как сказать…

— С чем же вы не согласны? — допытывался Ленин.

— Слова правильные… Все верно… Я всей душой — за. Землю — мужикам, заводы — рабочим, войне — конец. Советская власть — власть трудового народа… Только смотри, во что они превращаются, слова твои: стоит какой-нибудь начальничек в галифе с Черное море и ради Советской власти требует, вишь, продразверстку у вдовы. «Мы, говорит, тебя в бараний рог согнем, а заставим служить Советской власти и мировой голытьбе!» Разговаривают со своим же братом-мужиком и наганами размахивают. А слова? Слова, милок, верные: «Советская власть… Революция… Коммуния…»

Старик говорил спокойно, привычно покорно, и в словах его и тоне слышался отзвук веков, опыт поколений, с чем умирали его отцы, деды и прадеды: терпи!

— Вот так-то, милок… Дорвались до власти и всё — себе. А слова говорят верные, насобачились…

Старик посмотрел на своего случайного собеседника и не узнал его: кровь отхлынула от лица, морщины под глазами разгладились, а в глазах — гнев, который он всеми силами сдерживал. Он даже не мог говорить.

Наконец Ленин достал из кармана записную книжку и маленький карандашик, не сразу нашел чистую страницу, тихо, но требовательно спросил:

— Фамилии их!..

Старик притих. Плохо, что своим спором он довел хорошего человека до такого состояния. Не сразу мог сказать:

— Денисов.

— Имя?

— Григорий Петрович…

«Расследовать, проверить и, если правда, расстрелять», — подумал Ленин, и карандаш его врезался глубоко в бумагу. А на соседнем листке запись была сделана без нажима, легко, крылатым летящим почерком. Сейчас как будто и почерк изменился. «Расстрелять на виду у всех!»

— Кто еще?! — спросил снова.

— Костюков… Секретарь Совета…

— А Рязапкин? С ними? Против них?

— Он за светлое царство коммунизма и мировую революцию… Где ему! — И старик безнадежно и снисходительно махнул рукой. — С трибуны не слазит…

Записав название волости, Ленин спрятал книжечку и карандаш и сказал, что виновные, по расследовании, будут строго наказаны, отданы под суд.

Лицо его по-прежнему было бледным.

Старик вздохнул, чувствуя себя неловко… В спасении полез было за кисетом, но раздумал: и так за эту беседу он слишком часто прикладывался к табаку. Молчал: поддакнуть — совесть не позволяла. Спорить? Но и так человек огорчен до предела. Утешать не мог. Оставалось — ждать.

— Предстанут перед судом, — повторил Ленин.

Старик молчал. Пусть хоть с человека эта бледность схлынет, в себя придет.

— Ну да, да, — невнятно проговорил он потом, все еще чувствуя себя вроде как виноватым. — Жаловаться будете…

А в тоне его слышалось: «Бесполезно!»

Ленин знал, что старик думал:

«Конечно, это хорошо… Бесполезно, в общем, но приятно — правды хочешь, справедливости…»

— Жаловаться буду. И не бесполезно, — сказал Ленин.

— Жаловались и мы, — осторожно заметил старик. — Писали… — И, взглянув на собеседника, махнул рукой: какой там! Вот так и у тебя, мол, добрый человек…

Владимир Ильич молчал.

Старик ему явно не верил. Смотря в сторону, думал про свое — так было, так есть, так будет…

— Говорят, Ленин какой-то у нас управляет, — вдруг сказал старик. — Вот если бы он, тот Ленин, такой, как ты, был, если бы тебе власть. Вот тогда бы — да.

Владимир Ильич недовольный опустил голову. Упоминание собственного имени как какого-то особенного, хотя и случайно выраженное, претило ему. Посуровевший, он резко повернулся к старику:

— Почему же это невозможно?

Старик не уловил перемены в собеседнике.

— Известно, милок, — сказал он. — Не бывало еще, чтобы хорошие люди у власти стояли. Может, случалось когда, да редко… Раз в тысячу лет, как чудо.

Ленин отозвался недовольным покашливанием.

Машину он нашел в условленном месте. Его уже ждали. Гиль два раза ходил за ним, но, видя, что Ленин оживленно разговаривает с крестьянином, возвращался, не желая мешать.