Сергей Антонов - Трудный день

А Владимир Ильич внимательно, с большим любопытством и горечью следил за этим процессом.

Когда задымился трут и старик, подув на него, наконец прикурил, Владимир Ильич предложил, протягивая старику коробок:

— Ну, а теперь все же возьмите, дедушка. Не вам, так хозяйкам пригодится.

Старик взял коробок, посмотрел, много ли там спичек, и положил в кисет.

— Спасибо тебе, милок.

Владимир Ильич кивнул и спросил:

— Так почему ребятишки не могут все обчистить и никто не может все обчистить?

— Известно — разные люди разное видят. — Старик затянулся. — Идет впереди Сашка, мой внучок, я — за ним по стежке. Куда уж глазастый и специалист по грибам, а и он находит, и я нахожу, только в разных местах. Он-то смотрит с аршина, а я — с двух. Разница!

— Очень точно! — воскликнул Владимир Ильич. — Очень!

— Значит, из Москвы? — не отвечая на лестное для себя замечание, поинтересовался старик, с нескрываемым любопытством присматриваясь к случайному встречному.

— Из Москвы.

— На охоту, значит, в наши места? Так… Так… Места отменные.

— Места отличные, — согласился Владимир Ильич. — А как живете?

— Да как сказать? — Старик затянулся, помолчал и продолжал неторопливо: — Сказать, чтоб очень хорошо, нельзя. — Он еще помолчал и добавил, разводя руками: — В надеждах…

— На что? На лучшую жизнь? — подхватил Владимир Ильич. — А придет она? Как скоро? Что у вас говорят? Как думают?

— Да все ли, милок, думают? Живут себе, пока живется.

— Ну, а все-таки?

— Думают, что будет! А как же! — В тоне старика послышалась ирония. — Филька Рязапкин кричит нам с красной трибуны, что завтра вступим в светлое царство мирового коммунизма и деньгами будем печки топить. Я, по правде, милок, и в церковь стал реже заглядывать. Зачем?

— Так! — снова подхватил Владимир Ильич. — В церковь реже заглядываете, а деньги небось не подумали выбросить? — Он рассмеялся.

— Денег мало, — сказал старик, — но теми, что есть, не бросаемся.

— Еще бы!

Владимир Ильич улыбнулся и решительно проговорил:

— Завтра, дедушка, в коммунизм не вступим. Нет, с лаптями, с онучами, — Владимир Ильич кивнул на лапти старика, — туда не дойти. С сохой тоже, даже с плугом — нет… — И поинтересовался: — А у вас чем пашут?

— В общем-то плугом. Но и сошки еще есть.

— И это — под Москвой! — Ленин покачал головой. — Сколько дворов в деревне?

— Тридцать семь, тридцать осьмой на той неделе сгорел.

— Так. А лошадей?

— Два десятка.

— Керосин и лучина?

— Они самые. Летом — что, а зимой вот! — И старик помотал головой.

— Больница, библиотека есть?

— Где там! — старик махнул рукой.

— И работаете еще на кулачков? А?

— Бывает…

— Вот видите! Так что товарищ Рязапкин не совсем прав. Поднять промышленность, транспорт, наладить торговлю, электрифицировать страну — вот что еще надо сделать на пути к коммунизму… И будет еще трудно, и жертвы понадобятся немалые, и борьба предстоит суровая. Но мы победим! Победим непременно!

— Горькие слова говоришь… — заметил старик. — Игра такая есть, шахматы называется… Знаешь небось?

— Знаком, дедушка.

— Так вот, там одни ходят прямо, а другие — зигзагом, как молния, или как бы из-за угла. Вот ты милок, ходишь прямо, а Филька Рязапкин — зигзагом. Его речи, как валерьянка, — успокаивают, а сил не прибавляют.

— Похоже, похоже, — одобрил Владимир Ильич. — А вы вот что сделайте: как только товарищ Рязапкин начнет свою речь о царстве коммунизма, вы ему заметьте: «Ты нас не агитируй, а с нами начни строить больницу, кооперацию!» Меньше фраз, больше дела!

— Да, милок, верно, — взглянув с уважением на этого рыжеватого человека в мятой кепке, заметил старик.

— Вот тогда получится. Непременно выйдет, — продолжал уверенно Ленин.

— Хотелось бы… — сказал старик. — Хотелось бы. — И посмотрел прямо перед собой.

Солнце уже клонилось к закату, сильнее сдвинулись тени, теплый осенний день угасал. Застыл прозрачный воздух, перестала трепетать даже осина, спокойно отдыхала земля.

— Ну, так как? — спросил Ленин, с прищуром глядя на старика. — Будет у нас хорошая жизнь, как, по-вашему, дедушка?

— Должна быть, как не быть…

Владимир Ильич улыбнулся:

— Не верите?

— Восьмой десяток лет на земле, а и сам не видел и от дедов-прадедов не слыхал, чтоб справедливость была, — начал старик свою повесть.

Владимир Ильич снял кепку, пригладил волосы на затылке, снова надел. Сел поудобнее.

— Зайцы-то у тебя не убегут? — осведомился старик, кивнув на лес.