Юрий Аракчеев - Пирамида

Ко всему прочему, в недавнем прошлом Жора, по его словам, был чемпионом Москвы по самбо то ли в полутяжелом, то ли в среднем весе и мастером спорта. Был ли он чемпионом — неважно, а важно то, что был он на самом деле здоров, мускулист и тяжел.

В состоянии же опьянения становился почти невменяемым.

И еще, ко всему перечисленному, он не очень-то мне симпатизировал, ибо узнал, что мы с его женой дважды мыли вместе полы. И еще, как потом выяснилось, она однажды неосторожно похвалила меня как писателя.

Думаю, дальше все ясно. Каждый может сам нарисовать последующие события, и они почти наверняка будут соответствовать тому, что было на самом деле.

И все же коротко о них расскажу.

Дверь была не заперта, Жора без стука толкнул ее и вошел. Очевидно, он только что опохмелился. Глаза его странно играли (как и ноздри), выражение лица было, честно говоря, жутковатое. Чтобы правильно понять мое состояние, нужно учесть, что я был погружен в «эмпиреи» работы. Не задерживаясь на пороге, Жора уверенно, с таинственно-жутковатой улыбкой двинулся ко мне, быстро прошел расстояние от двери до стула, на котором я сидел, и тотчас схватил меня за затылок. Совершенная неожиданность происходящего, странный взгляд его наглых глаз, расхлябанные движения, «аромат» алкоголя… Была во всем этом какая-то дьявольщина, тем более ощутимая, что я как раз осмысливал фатальные повороты туркменского дела.

Я попытался стряхнуть цепкую руку, тотчас понимая уже, что самое опасное сейчас — на его агрессивность ответить своей. Сейчас, по прошествии времени, я думаю, что был, возможно, не прав. Возможно, самым разумным было бы тогда ответить, наоборот, самым быстрым, решительным, недвусмысленным образом: тотчас вскочить и, пока он сам не опомнился, вышвырнуть его, пьяного, а потому не совсем все же уверенно держащегося на ногах, из комнаты.

«Так трусами нас делает раздумье»… Великие слова! Но в том-то и дело, что жизнь наша — сплошные раздумья, не потому ли так близок нам образ жившего в давние времена принца датского…

Стряхнуть руку сравнительно мягко мне все-таки удалось. Удалось не разжечь агрессию его и даже как-то перевести все на миролюбивый тон. С одной стороны, не озлобить, с другой — не потерять все же достоинства, что в той ситуации было вдвойне важно: не только для меня, но и для него. Ничто не распаляет агрессора в такой мере, как страх жертвы.

Да, тут очень трудно было удержаться на грани, на лезвии бритвы, тут, в первой этой сцене и явно же не последней, вырисовывалось все дальнейшее, и думаю, честно все же будет признать, что положение-то у нас было далеко не равное.

Ему — в радость. Ему — развлечение и игра. Мне — серьезная помеха.

Ну, в общем, сначала мы немножко поговорили: я попытался хоть как-то объяснить ему, что работаю, что работа у меня срочная, что я вообще не пью, а потому на приглашение его выпить немедленно — он даже сходил в свою комнату и принес начатую бутылку коньяка — ответить согласием не могу. Потом он принялся демонстрировать мне свои мускульные возможности на боксерской груше, которая висела в углу моей комнаты на канате, закрепленном на потолке. Медленно, не отводя от меня глаз, слегка улыбаясь и прицеливаясь в меня ноздрями, он надел перчатки, которые лежали тут же, и принялся бить по груше, время от времени многозначительно поглядывая на меня… Потом снял перчатки и взял гантели, что лежали на полу у стены.

— А ты сможешь так? — спросил он, поднимая гантели из-за головы таким образом, чтобы локти оставались устремленными вверх.

Тут я подумал, что есть смысл показать на всякий случай, что смогу. И показал.

Опять открылась дверь без стука. Вошел приятель Жоры.

— Вот мой друг Володя, — сказал Жора и добавил со значением: — Тоже мастер спорта по самбо.

Приятель важно кивнул.

Отношения с Жорой стали у нас в тот момент внешне почти дружеские, он захотел помериться со мной силой в другой игре: ноги соперников расставлены на одной линии, правые упираются носок в носок, правые руки сцеплены, и — кто кого столкнет с места… Смешно и грустно, конечно, сейчас это вспоминать. А тогда что было делать?

Приблизительно через полчаса после начала «встреча на высшем уровне» закончилась. Приятели ушли. Я же, сев за стол, принялся собирать свои порядком расползшиеся мысли. И чувства. И нервы.

А на следующее утро Жора пожаловал снова…

И вот теперь, вспоминая и переживая вновь задним числом эту трагикомическую ситуацию, я вижу: да ведь помощь была мне явлена в лице Жоры! Намек! Чтобы хоть отчасти почувствовал я себя в шкуре своих персонажей. Ну, вот Клименкина, например. Когда взяли его ни с того ни с сего ночью в постели — и тоже вмешалась в его жизнь как бы дьявольская посторонняя сила… Но это теперь. А тогда всеми, как говорится, фибрами души своей смятенной увидел я возможную перспективу. Жора — алкоголик «с приветом», терять ему особенно нечего, жить он, очевидно, будет теперь у меня под боком всегда (а работа у него такая: сутки дежурит, трое — дома), и вот, ко всему прочему, у него появились и цель, и смысл жизни, а я из-за своей напряженной и постоянной работы перед ним как бы и беззащитен.