Юрий Хазанов - Укол рапиры

Он сразу поверил и посочувствовал, когда директор школы, где он несколько лет уже работал, пожаловался на трудности и привел такие занятные цифры:

За учебный год в школу поступает примерно 650 телефонограмм из вышестоящих организаций. (То есть 65 телефонограмм в месяц или 2–3 — в день.) И каждая требует что-то делать.

За то же время директора вызывают около 80 раз на совещание. (Примерно 8 раз в месяц или 2 раза в неделю). И тоже требуют, требуют…

И еще: знаете ли вы, говорил директор, что 40 процентов нашего с вами педагогического времени уходит на бумаги: планы, отчеты, сводки, сведения? Его так и называют — «бумажное время»… А проверки?..

Многому научила Горюнова работа в той школе, с ее усталым опытным директором.

А вот теперь он сам директор, и нет у него почти никакого опыта, но нет и усталости, а есть желание и надежда что-то изменить, сделать по-новому. Хотя новое, как известно, — это зачастую хорошо забытое старое, а значит, не мешает вспомнить великих воспитателей прошлого.

Наверное, поэтому Горюнов, стоя сейчас у стола в кабинете литературы, начинает первое свое за несколько месяцев совещание со слов К. Д. Ушинского…

Но я могу ручаться: никто из сидящих тут, в кабинете, и не подозревает, что в их учительском лагере в данный момент находится соглядатай, лазутчик из противного лагеря. Впрочем, «лазутчик» не виноват…

После уроков Шура Карганов (а здесь находится именно он) добровольно остался, чтобы помочь убраться. Кому? Ну Тане Скворцовой. И еще Нине.

Они передвинули несколько стульев, подняли с пола бумажки, стерли с доски… Подправили на стенке портрет Н. Некрасова. Больше делать было нечего.

— Я пойду, — сказала Таня и, не дожидаясь ответа, вышла за дверь.

Они услышали, как в замке повернулся ключ.

— Танька! — закричала Нина. — Ты что делаешь?

— Ничего, посидите… Только не скучайте, ладно? Чао! А ключ я нянечке отдам.

— Открой сейчас же! — снова крикнула Нина.

Шура не присоединился к ее призывам.

— Ладно, — сказал он. — Откроет. Куда денется?

— Да, мне домой надо.

— Всем надо…

Шуре хотелось сказать что-нибудь очень остроумное или, наоборот, серьезное и важное, после чего Нина сразу поймет, как это хорошо, что они остались вдвоем… Но придумать он ничего не мог.

— Хочешь, стихи почитаю? — спросил он.

— Какие еще стихи?

— Мне Витька дал… Нет, не его. Говорит, дядька один знакомый писал. Мне понравилось, я переписывать буду… Прочитать?

— Давай, — неохотно согласилась Нина.

— «В Горном селении» называется… Ну, слушай…

— Как, ничего?

— Ничего. Я больше песни люблю.

В другое время Шура бы не простил такого ответа, но сейчас… Он смотрел на лицо Нины — слегка надутые губы, челка, покрасневшие щеки… а глаза… Какие глаза… Он положил руку ей на плечо… Глаза стали еще больше, заполнили все Нинино лицо… Он зажмурился… Они поцеловались… Прошло очень-очень много времени…

— Эй! — услыхали они стук в дверь и голос Тани. — Можно?

Нина быстро пошла к двери и, когда та открылась, сразу выскочила в коридор. Ключ снова повернулся в замке.

— Пока! — услыхал Шура. — Читай стихи, не спеши!..

А он и не спешил. Перепишет пока… Шура прошел в отдельную от кабинета каморку за классной доской, сел у стола, вытащил тетрадь.

Шура писал… Шура думал о Нине, и тут опять в дверях повернулся ключ. Ага, пришла за ним, долго не выдержала!.. Но услышал гул голосов и понял, сюда заходят учителя. Голос директора… завуча… Ничего себе попал! Выйти, что ли?.. А ладно, еще посидит, попишет. Заодно и послушает — может, что интересное узнает.

Итак, Шура остался за стенкой и за плохо прикрывающейся дверью. Он продолжал писать и краем уха слушал, о чем там говорили…