Юрий Хазанов - Укол рапиры

Я закрыл глаза, опять открыл — немцы стояли прямо надо мной. Оружие было под рукой, я дернулся, попытался привстать, застонал от боли…

Эва подскочила, сильно пихнула меня ногой, что-то закричала по-польски, а потом громко и весело заговорила по-немецки… Ну, все, подумал я, крышка…

Как сквозь сон видел я оживленных, улыбающихся немцев, слышал их голоса, смех… Что она им толкует?.. Ну скорей же, скорей, кончайте всю эту музыку!..

И вдруг Эва повернулась и пошла из кладовки, а немцы, что-то весело лопоча, потопали за нею… Я остался один и не то опять заснул, не то потерял сознание…

Потом я узнал: немцы захотели осмотреть дом — все чуланы, кладовки. Уж не знаю, чего они больше подозревали — что от них продукты скрывают или партизан… Эва не растерялась, сказала про меня: это работник Яцек валяется, напился и прячется от отца. И где только шнапс берет?.. И пригласила немцев к столу, где для них уж обязательно найдется шнапс…

Вот такая простая история. Я в ту пору, конечно, не задумывался, не понимал как следует, чем рисковала Эва. Дернись я посильней, крикни что-нибудь от жара, от лихорадки, от отчаяния по-русски — все было бы кончено. И для нее — семнадцатилетней девушки, и для ее отца с матерью, и для малолетнего брата…

Позднее уже, намного позднее стал я понимать, как и чем рисковали многие люди вокруг нас, связанные и не связанные с нами. Пусть они и далеко от фронта, и оружия держать не умеют… Да, эта война была для всех… На всех хватило…

Где Эва теперь?.. Нет, ничего не знаю… Жива ли? Как сложилась ее жизнь?..

А я… Ну что я? Почти до конца Отечественной пробыл в партизанах, а незадолго до победы опять контузило. Да, вот так: начал войну с контузии и кончил так же. Только на этот раз похуже было: на два года речь потерял; думал уже, до конца жизни не говорить, а переписываться с людьми буду. Но вылечили уральские врачи… Кем я только потом не был: и токарем высшей квалификации, и шофером первого класса, и техником по монтажу… Последние пятнадцать лет учителем работаю. По труду… Вообще нравится. Есть что рассказать ребятам — не словами, на них я не слишком горазд, а руками, инструментом… Одно плохо: чувствовать себя намного хуже стал. Часто проснусь утром — ну нет мочи подняться! Но вспомню, куда иду — и встаю, и волочу ноги. А по дороге горка — так в другое время и не заметил бы, а тут — как на Казбек лезу… А приду в школу, посмотрю на них, на разгильдяев моих, и вроде легче… И сердце не так жмет…

Такие вот дела… Прошлое, конечно, вспоминается, а как же? Без прошлого, как говорится, и настоящего нет. Да и будущего — тоже…

На экране московский мальчик Юра с не совсем обычной фамилией Грамматикати изображал одного из детей капитана Гранта. Шура хорошо запомнил эту «грамматическую» фамилию — он видел ее в титрах фильма уже второй раз за неделю.

Так получилось, что сегодня на большой перемене, когда Нина Копылова спросила, смотрел он «Дети капитана Гранта», они идут в «Повторном», Шура ответил «нет».

Почему он так сказал, было непонятно. Он размышлял об этом большую часть следующего урока, но объяснить самому себе так и не мог. Ведь на Нинку он, в общем, и внимания почти не обращал. Ему, если на то пошло, еще с самого начала года нравилась Ира Каменец из девятого «А»… А Нинка, что Нинка? Хотя, конечно, она красивей. Даже девчонки, наверно, не будут спорить, что если сложить все вместе: короткий, чуть широковатый нос, черные брови, светло-серые в темных крапинках глаза и прибавить к этому прямую короткую прическу с небольшой челкой и еще как она ходит и как смеется — то получится, что Нинка чуть ли не красивей всех. Ну если не красивей, во всяком случае, интересней, привлекательней, обаятельней, или как это еще там называется… сексапильней, что ли… В этом слове, как выяснилось, ничего нет страшного. Хотя начинается оно с «секса». Но ведь «секс» — это значит «пол»: мужской, женский — как в анкете. А слово «апил» — по-английски «привлекать». Получается, просто привлекательный человек — мужчина или женщина… Так им объяснили на уроке «эпесеже» — «Этика и психология семейной жизни».

Но толковать с Ниной особенно не о чем: так — о погоде, о школьных делах, о каких-нибудь фильмах. Ко всему еще она жутко суеверная. Однажды ему и двенадцати ребятам в их классе отправила записку такого содержания: «Кто получит мою записку, должен переписать ее 13 раз, разослать 13 знакомым. Кто перепишет через 13 дней, будет в жизни счастлив, а кто не сделает, того будут преследовать 13 несчастий…» И в слове «преследовать» приставку через «и» написала.