Арчибальд Кронин - Три любви

Итак, утром первого марта Люси сидела в лондонском поезде – бледная, скромно одетая женщина средних лет, с пристальным взглядом и чуть нахмуренным лбом. На полке у нее над головой помещался потертый чемодан с ее немногими пожитками – могла ли Люси вообразить, что он ей пригодится, когда собирала Питера в колледж? В руке, затянутой в перчатку, она держала билет, в кошельке лежало чуть меньше трех фунтов, а душа была преисполнена вновь обретенной, бесценной любовью к Богу.

Наверное, из-за снедавшего ее нетерпения путешествие казалось ей невероятно долгим. В своей жизни она путешествовала мало, по сути дела ни разу не побывав за пределами Шотландии, хотя когда-то Фрэнк в своей неопределенной манере забавлялся мыслью о поездке на Континент. Люси не взяла с собой ланч, не хотела читать газету и не имела желания разговаривать. Она просто тихо сидела в углу купе – молчаливая, поглощенная сокровенными раздумьями, трепещущая от тайного восторга.

В Крю, стоя в станционном буфете, она торопливо выпила чай и съела булочку.

На лондонском вокзале Юстон, куда поезд прибыл в шесть, она вышла на запруженную людьми платформу и сразу же наняла носильщика, который, в свою очередь, вызвал кеб. В этой суете Люси была совершенно спокойна, заранее продумав план действий. Она не поедет к сыну. Нет. Она не питала к нему ни злобы, ни обиды, у нее не осталось чувства ревности к Рози, и все же она не хотела вторгаться в их жизнь. Вместо этого Люси отправилась в небольшую частную гостиницу на Говер-стрит, настоятельно рекомендуемую мисс Тинто, которая во время достопамятного лондонского визита с сестрой нашла ее «приличной и недорогой». И хотя Люси не известила заранее о своем приезде, трудностей у нее не возникло. Спокойная, выдержанная, не смутившись уличным шумом и непривычной обстановкой в новом месте, она с уверенным видом заказала номер. Потом спустилась вниз, быстро нашла имя сына в телефонной книге и без промедления позвонила. Он сам тотчас же ответил ей оживленным, приятным и вполне профессиональным тоном, но, когда она назвала себя и свое местонахождение, в его голосе послышалось едва ли не курьезное замешательство. После долгой напряженной паузы Питер хрипло поинтересовался:

– Что… что ты здесь делаешь, скажи на милость?

– Заходи повидаться со мной, – ответила она, – и тогда я все расскажу.

Питер опять замолчал. Люси чувствовала, что он недоумевает.

– Лучше ты приезжай к нам, мама. – Снова пауза. – Почему ты не предупредила о своем приезде? Да, ты должна к нам приехать.

Губы Люси шевельнулись, она чуть улыбнулась в трубку и сказала:

– Жду тебя в любое время сегодня вечером.

Потом она положила трубку и вышла из будки. Питер появился полчаса спустя – взволнованный и напуганный, он пытался скрыть свои чувства. В ее номере они встретились лицом к лицу – он развалился на кровати, она сидела, выпрямившись, в единственном плетеном кресле. Оба с душевным волнением вспоминали происшедшее с тех пор, как они виделись в последний раз.

– Ты же это несерьезно, мама, – в большом смятении в третий раз повторил он. – Правда, для меня это самое большое потрясение с того времени… – Умолкнув, он стал теребить тонкое красное стеганое одеяло. – Не понимаю, почему ты мне ничего не сообщила.

– А ты мне сообщил? – спросила она со слабой кривой улыбкой.

Не поднимая головы и продолжая теребить одеяло, Питер сильно покраснел.

– Роуз хочет, чтобы ты к нам заехала, – смущенно настаивал он. – Правда хочет. Это последнее, что она мне сказала перед моим уходом. – Он огорченно помолчал. – Такая неожиданность, что ты примчалась сюда. И эта идея в твоем возрасте – никогда ни о чем подобном не слышал. Что подумают люди, скажи на милость?

Она взглянула на него спокойно, даже сочувственно. Естественно, его беспокоят житейские мелочи. Несмотря на внешнее хладнокровие, она была глубоко взволнована встречей с ним. Вспоминались сокровенные моменты их совместной жизни. Он почти не изменился – та же манера держаться, та же улыбка, исполненная робкого, неосознанного очарования. Люси продолжала любить сына, но теперь, разумеется, ее привязанность, мироощущение в целом стали другими. Сейчас она видела вещи под нужным углом, и по сравнению с главной, непреходящей целью спасения души житейские мелочи низводились до чего-то незначащего. Люси улыбалась сыну одними глазами. Неужели она когда-то мучила себя, яростно пытаясь достичь скоротечного удовлетворения от его успехов? Поразительная глупость! Неудивительно, что Люси за нее поплатилась. В тот момент она остро осознала справедливость постигшего ее наказания и с высочайшим осмыслением приняла его в качестве средства для обретения благодати.