Он быстро натянул старую рубашку, хотя она была сильно поношена, и, кое-как одевшись, украдкой, словно преступник, вышел из дому и целый час бродил под дождем по улицам, так как идти на банкет было еще рано.
На банкете он оказался в одиночестве. Из попытки поговорить запросто и по-приятельски с былыми однокашниками ничего не вышло, - бог весть как их развела судьба за эти годы... Ведь они почти не понимали друг друга! Но он ни на кого не обиделся, стал в сторонке, слегка ошеломленный светом и многолюдьем, и улыбался. Вдруг сердце у него екнуло: а как я выгляжу! На манжетах бахрома, фрак в пятнах, а что за обувь, господи боже!
Ему хотелось провалиться сквозь землю. Куда бы спрятаться? Кругом ослепительной белизны манишки.
Ах, если бы незаметно исчезнуть? Если пойти к дверям, все, пожалуй, станут глядеть на меня... Он даже вспотел от волнения. Делая вид, что стоит на месте, он медленно и едва заметно подвигался к выходу. Вдруг к нему водошел старый знакомый, товарищ по гимназии. Только этого не хватало! Он отвечал несвязно, рассеянно, чуть не обидел человека. Оставшись один, он с облегчением вздохнул и прикинул расстояние до дверей. Наконец он выбрался на улицу и поспешил домой, хотя еще не было и двенадцати.
По дороге его снова одолела мысль об Иоганне.
Возбужденный быстрой ходьбой, он обдумывал, что скажет ей. Пространные, энергичные, исполненные достоинства фразы складывались в его мозгу с необычайной легкостью - целая рацея, исполненная сурового порицания и, наконец, снисхождения. Да, снисхождения, ибо в конце концов он простит Иоганну.
Не выгонять же ее на улицу! Она будет плакать, обещая исправиться. Он выслушает ее молча, с неподвижным лицом, но в конце концов скажет серьезно: "Даю вам возможность загладить ваш проступок, Иоганна. Будьте честной и преданной, большего я от вас не требую. Я старый человек и не хочу быть жестоким".
Его так обрадовала такая возможность, что он даже не заметил, как подошел к дому и отпер дверь.
На кухне еще горел свет. Хозяин на ходу заглянул туда сквозь занавеску на кухонной двери и опешил.
Что же это такое? Красная, опухшая от слез Иоганна возится в кухне, собирая свои вещи в чемодан. Хозяин изумился. Почему чемодан? Смущенный, подавленный, он на цыпочках прошел в свою комнату.
Разве Иоганна уезжает?
На столе лежат все вещи, которые она у него стащила. Он потрогал их, но теперь они не доставили ему никакой радости. "Ага, - подумал он, - Иоганна увидела, что я уличил ее в воровстве, и решила, что я немедленно выгоню ее, и потому укладывается. Ладно, пусть думает так до утра... в наказание. А утром я с ней поговорю. Впрочем, она, быть может, еще придет с повинной? Будет плакать передо мной, чего доброго упадет на колени и всякое такое. Ладно, Иоганна, я не жесток, вы можете остаться".
Не снимая фрака, он сел и стал ждать. В доме тихо, совсем тихо, так что слышен каждый шаг Иоганны, Вот она со злобой захлопнула крышку чемодана... И снова тишина. Но что это? Хозяин испуганно вскочил и прислушался. Протяжный, прямотаки нечеловеческий вой... Потом какой-то лающий, истерический плач. Стук колен об пол и жалобный стон... Иоганна плачет!
Хозяин ожидал чего-то похожего. Но это? Он стоял, прислушиваясь к тому, что происходит в кухне, сердце у него колотилось. Слышен только плач.
Теперь Иоганна опомнится и придет просить прощения.
Он зашагал по комнате, стараясь укрепить в себе решимость, но Иоганна не появлялась. Он несколько раз останавливался, прислушивался. Плач продолжался, не ослабевая, - равномерный, однообразный вой. Хозяина испугало такое глубокое отчаяние.
"Пойду к ней, - решил он, - и скажу лишь: "Ладно, запомните это, Иоганна, и больше не плачьте. Я вас прощаю, если будете вести себя честно".
И вдруг стремительные шаги, двери настежь, в дверях Иоганна. Стоит и воет. Страшно смотреть на ее опухшее лицо.
- Иоганна... - тихо произносит он.
- Разве я это заслужила!.. - восклицает служанка. - Вместо благодарности... Как с воровкой... Такой срам!..
- Но Иоганна... - хозяин потрясен. - Ведь вы же взяли у меня все это... Поглядите! Взяли или не взяли?
Но Иоганна не слушает.
- Чтобы я да стерпела такой срам! Обыскать меня! Как какую-то... цыганку... Так осрамить меня... Рыться у меня в шкафу!.. У меня! Разве можно так поступать, сударь! Вы не имеете права... оскорблять. Я этого... до смерти... не забуду. Что я, воровка?.. Я, я воровка?! - восклицала она в отчаянье. - Я воровка?.. Я из такой семьи!.. Вот уж не ожидала, вот уж не заслужила!
Читать дальше