Максим Макаров - Кадетство.Выбор

Вдруг их дом закачало, да так закачало, что у Степки по всему телу мурашки пошли. Он испуганно дернулся. А дом все качался и качался, неприятно щекоча ему спину.

— Мама! — закричал Степка. — Что это?

Мать невозмутимо подбросила на сковородке следующий блин и, не поворачиваясь, ответила:

— Это председатель под нашим домом туннель роет. Метро будут пускать.

Степка почесал спину, но кольнуло уже в другом месте.

— А мы-то как? — спросил он.

— А что мы? — не поняла мать. — Будем под землей жить, как все.

Только тогда Степка заметил, что вместо домов вокруг одни ямы, вроде погреба, а из-под земли трубы торчат и дым валит.

Страшно переполошившись, он заорал. И проснулся. Кругом было темно и тихо. Суворовцы мирно дрыхли на своих кроватях. Перепечко поежился, поискал руками тапки, помог себе обуться и, почесываясь, отправился в туалет.

Как только он вышел, из темноты послышался приглушенный голос Сухомлина:

— Ну чего, достаем?

Из другого конца спальни ему ответили:

— Достаем, а то еще заметит.

Тогда Сухомлин аккуратно, чтобы не разбудить остальных, потянул что-то. Из-под простыни Перепечко змейкой поползла вся в узелках ниточка.

Идея принадлежала Трофимову. Под простыню кладется обыкновенная, не очень толстая нитка, на которой заранее нужно завязать как можно больше узелков, объяснил он. А когда человек крепко уснет, начинаешь за эту ниточку медленно дергать.

Уж где Трофим это вычитал или высмотрел, неизвестно, только они чуть животы не надорвали, пока Печка на кровати брейк отплясывал.

Когда Перепечко вернулся, в казарме было по-прежнему тихо.

Весь следующий день Степка клевал носом. Ему делали замечание, он вяло просыпался и через какое-то время начинал дремать снова. Не помогало ничего. Даже Палочка встревожился и предложил Перепечко сходить в медсанчасть.

— Вы понимаете, — оправдывался потом Степа в казарме, — меня словно всю ночь колошматили. Как будто бревном лупили.

— Представляю новую сказку — «Печка на горошине», — заливался Трофимов.

Все засмеялись, а Перепечко только широко зевнул и добавил:

— А тут еще метро это…

— Метро? — заинтересовался Макс, — Что еще за метро такое?

— Понимаете, — принялся объяснять Перепечко, — мне приснилось, что у нас в деревне метро строить начали. И прямо под нашим домом.

Кадеты, не сговариваясь, прыснули.

— Ну, тогда все понятно, — кивнул Макс, — Мы тут на Печку наезжаем, а он, оказывается, не спал, он индустриализацией деревни занимался.

Они еще смеялись, когда в казарму вошли двое суворовцев из роты на курс старше их. В руках они несли чей-то портрет. Не обращая внимания на «сосов», они подошли к стене и опустили портрет на пол так, что третьему взводу было не видно, кто на портрете изображен.

— Что это еще такое? — прошептал Сухомлин, обращаясь к Максу.

Тот пожал плечами. Что ему, докладывают, что ли?

Тем временем старшекурсники выбрали место, и один начал вбивать гвоздь, а второй, отойдя к кроватям, следил за его работой. Когда первый закончил, второй поднял портрет и бережно повесил его на стену. Отошел, убедился, что портрет висит ровно, кивнул своему товарищу, и оба, прихватив инструменты, вышли из казармы.

Кадеты мигом подлетели к портрету. На них смотрел лопоухий конопатый парнишка. Когда фотограф нажимал на кнопку, лопоухий явно хотел улыбнуться, но не успел и так и застыл на снимке с чуть приподнятыми уголками по-детски пухлых губ.

Трофимов пожал плечами:

— А чего это его здесь вывесили?

Сухомлин высказал предположение:

— Может, отличник? Смотрите, мол, будете хорошо учиться — станете, как я!

Суворовцы хихикнули:

— Тогда я лучше в ПТУ пойду, — честно признался Петрович, — Вон как у этого додика уши отвисли! Он за них, наверное, шпоры прятал.

Сзади раздалось задумчивое «кхм». Суворовцы оглянулись и тут же встали по стойке «смирно». В казарму незамеченный вошел прапорщик Кантемиров. Он печально посмотрел на портрет, а потом перевел взгляд на ребят.

— Этот додик, между прочим, Герой России. Посмертно…

Ребятам стало не по себе. Они снова, совсем по-другому, посмотрели на лопоухого парня, которого, оказывается, уже не было в живых.

Поверить невозможно! Такой смешной, совсем еще молодой, и нет в живых. Кадеты молчали.

— Погиб месяц назад под Гудермесом, — продолжал, думая о чем-то своем, прапорщик, — Помню, его мать чуть ли не каждый день прибегала с гостинцами и всё дежурных уламывала, чтобы сыну передали. А он стеснялся. Тихий был, вроде вон, Гришина, — прапорщик кивнул на покрасневшего моментом кадета, — А спал, — Кантемиров оглянулся и, подойдя к кровати Перепечко, быстро провел по ней рукой, — вот здесь спал. Его, кстати, все лопоухим дразнили, — он помолчал, — Всего семь лет назад училище закончил.