Но впоследствии он часто выходил в этот день на улицу, только для того, чтобы найти кого-то, кому, может, сегодня его цветы очень нужны.
Поэтому Синицын, не задумываясь, принял сторону Левакова, который яростно защищал прапорщика, отбивая атаки Сухомлина и Петровича.
— Грош нам цена, — почти кричал он, — если даже мы, суворовцы, не будем за свои слова отвечать! А Авдеев не просто что-то там сказал, — Андрей пренебрежительно помахал рукой, — он ветеранов оскорбил! Им и так довелось — вся молодость насмарку! И что в итоге? — Леваков чуть не плакал от злости, — Молодые сопляки, вроде Авдеева, Гитлеру честь отдают!
Сухомлин поморщился:
— Сколько пафоса, Лева! Ты о войне не больше Авдеева знаешь.
Конечно, мы все понимаем значение Великой Отечественной войны в истории России. Но ведь прошло уже больше шестидесяти лет!
Необходимо жить дальше. Авдеев, на мой взгляд, стал жертвой политических репрессий, — Сухой поправил очки, — Всем известно, что к концу четверти надо убрать двадцать человек. Вот они и убирают.
— Именно, — поддакнул Петрович, — Таким, как Авдеев, легко пинок под зад дать. Не то, что некоторым, — и он многозначительно глянул на Макса.
Макс внутренне весь вскипел, но промолчал.
Синицын, который какое-то время задумчиво молчал, сказал наконец:
— Вот ты, Сухой, говоришь, шестьдесят лет прошло. А ты знаешь, что некоторые до сих пор могилы своих родных ищут? Ты представляешь? До сих пор!
Сухомлин пожал плечами и сочувственно посмотрел на Илью.
— Ты о чем. Синица? Это уже история. И мы должны относиться к ней соответствующе. Снисходительно и с уважением.
Андрей подбежал к Сухомлину с таким видом, что тот на секунду испугался и даже попятился. Но Леваков не собирался его бить, он просто встал вплотную и начал грудью теснить Сухого к окну.
— Снисходительно, говоришь? С уважением, говоришь? — Он начал заикаться, но от этого не казался смешным, а, напротив, выглядел очень грозно. — Да ты сам-то, Сухомлин, что сделал в жизни, чтобы на НИХ снисходительно смотреть?
Тот примиряюще поднял руки:
— Ладно, ребята, прекратим эту бесполезную болтовню. Мне, например, нужно физику подтягивать.
Приняв отступление Сухомлина как капитуляцию, Леваков, все еще сердито дыша, отошел к Синицыну.
2.
Авдеев уходил, ни с кем не простившись. Суворовцы убирали территорию, когда он, одетый в штатское, с сумкой через плечо шел к выходу.
Заметив его, все замерли, ожидая наверное, что он крикнет им что-нибудь на прощание. Но Авдеев, зная или чувствуя их пристальное внимание, тем не менее головы не повернул, а даже как будто прибавил шагу.
Макс следил за Авдеевым до тех пор, пока тот не скрылся на КПП.
Потом он обернулся к Перепечко, который оставил метлу и, сочувственно сопя, как и все, провожал взглядом бывшего сокурсника.
Заметив, что Макс вопросительно на него смотрит, Перепечко поспешно взял метлу и пробормотал:
— А все-таки жалко его. Ничего себе парнишка. Не вредный.
Макс не ответил. Еще неделю назад он бы, наверное, по-черному завидовал Авдееву. Но не сейчас. Сейчас Макс, подобно Перепечко, испытывал к нему что-то вроде сочувствия.
Дождавшись, пока Печка с удвоенной энергией вступит в борьбу с листьями, Макаров отвернулся и достал из кармана мобильный телефон.
Как он и предполагал, раздобыть его оказалось несложно. Достаточно было просто попросить мать.
В выходные Максим и сам удивлялся, как ему не терпелось вернуться обратно в училище. Мама была, безусловно, рада его приходу, но говорила все время что-то не то и, чувствуя это, терялась. А Макс, конечно, все замечал.
Мать, по всей видимости, испытывала неловкость перед сыном — ведь это именно они с отцом упрятали его за забор. Но найти нужных слов, чтобы извиниться, или выяснить, не злится ли мальчик, она не могла и поэтому предпочитала прятаться от Максима, находя себе ненужные никому дела то в одном, то в другом конце дома. А потом и вовсе ушла. По магазинам отправилась — так она сказала.
Конечно, Макс мог ее успокоить, но не хотел. Он даже испытывал какое-то мстительное наслаждение, видя смущение матери. Ничего.
Пусть помучается.
Отца дома, как обычно, не было. Он появился незаметно и сразу прошел в спальню. Таким образом, они встретились только за завтраком. В отличие от матери отец не страдал от угрызений совести. Он жизнерадостно расспрашивал сына об учебе и службе, но, как заметил Макс, совершенно не слушал его ответы. Задаст вопрос и, размазав тщательно масло по хлебу, жует, не отвлекаясь от процесса. А после того, как спрашивать стало не о чем, Макаров-старший и вовсе углубился в чтение газеты.
Читать дальше