— А что говорить, — холодно и отчужденно ответила Ксюша. — Я знала, что так и будет.
— Что будет-то? — почти выкрикнул Илья. — Получилось так, случайно, понимаешь? — Не мог же он сказать Ксюше про Палочку и его драконовские методы воспитания. Это все равно что оправдываться.
Должна же она понять, ведь не первый день знакомы.
Но Ксюша, видимо, не поняла, потому что молчание на том конце сменилось сердитым посапыванием, по которому можно было догадаться, что она едва сдерживает слезы. Когда девушка заговорила, Илья услышал в ее голосе истерические нотки.
— Ты мне объяснишь, в чем дело, или нет?
Прикрыв глаза, Илья решительно ответил:
— Дело в том, что мне не дают увольнительную.
— И это все? — угрожающе поинтересовалась Ксюша.
— И это все.
— Короче, Синицын. Ты хочешь военным стать? Замечательно. Но только без меня. Я тебе не жена декабриста. Договорились? — Ответа Ксюша не дождалась, а просто отрубилась. Илья попытался еще несколько раз набрать ее номер, но девушка с завидным упорством сбрасывала его.
Илье стало страшно. Он оглянулся. Коридор был пуст, но где-то в глубине училища раздавались шебуршание и топот. Какое-то время постояв, в нерешительности глядя на телефон, Илья круто развернулся и бросился наверх.
3 Около кабинета майора Василюка он ненадолго замешкался, но решился наконец и постучал. Не дожидаясь ответа, вошел.
Василюк разгадывав кроссворд. Увидев на пороге суворовца, он с шуршанием, в спешке прикрыл газету руками и вопросительно посмотрел на мальчика.
— Товарищ майор, разрешите?
По-моему, суворовец, ты уже вошел, — мельком глянув на газету и для верности навалившись на нее всем телом, ответил Василюк. — Хотя и не помню, чтобы я тебя вызывал. Но даже если и так, суворовцу полагается дождаться приглашения. И не только суворовцу, а любому воспитанному человеку, — добавил он многозначительно.
— Я вот по какому делу. — Синицын по-прежнему стоял у двери, не решаясь пройти дальше. От волнения замечание командира он проигнорировал. — Мне не дали увольнительной.
Василюк кивнул — ситуация была ему хорошо знакома. Новички часто приходили к нему с такими вопросами. Этот, видать, тоже не освоился еще.
— Оценки плохие? Ну ничего, исправишь оценки — пойдешь в увольнение.
— И тут вдруг майора осенило. Василюк отгадал в кроссворде последнее слово, над которым бился до прихода Ильи, и теперь ему не терпелось его вписать. Но такой расклад Синицына не устраивал.
— Товарищ майор, я все исправлю. Но мне очень нужно в увольнение.
Именно в эти выходные.
Неодобрительно крякнув, Василюк поднялся — выправка у него была отменная. Смерив Илью не терпящим возражений взглядом и выделяя слова, от которых мальчик почувствовал, что уменьшается в размере, произнес:
— Очень нужно, суворовец Синицын, бывает в туалет. Здесь тебе не туалет, а кабинет командира взвода. Поэтому кру-угом и марш подтягивать хвосты.
Показывая, что разговор окончен, Василюк отвернулся. Илья не уходил. Он опустил глаза, но не сдался:
— Товарищ командир взвода…
— Наряд вне очереди. Выполнять, — оборвал его майор, не оборачиваясь.
Илья был обижен. Даже не расстроен или зол, а именно обижен. Он же как к человеку к нему пришел, а майор… Неужели ничего не понимает?
Прикрыв за собой дверь (если честно, Илье хотелось шарахнуть ею что есть силы), он задумчиво пошел вниз. По дороге заметил, что народу в училище стало еще меньше. Сделалось совсем тоскливо.
Ноги сами привели его к телефону. С сильно бьющимся сердцем Илья в очередной раз за сегодняшний день набрал знакомый номер и, нервно вцепившись в трубку, прислушался. Длинные гудки. Еще гудки. Отбой.
Может, сорвалось? Илья попробовал еще раз, но результат был тот же.
Ксюша ни в какую не желала с ним разговаривать.
Раздавшийся сзади топот заставил Синицына обернуться. К нему во всю прыть мчался курсант из его взвода. Авдеев, кажется.
— Синицын? — резко затормозив и тяжело дыша, спросил тот.
— Ну? — Илья повесил трубку.
Развернувшись, Авдеев махнул рукой.
— Давай за мной. Там у Печки склад продовольственный обнаружили.
Теперь Философ тумбочки проверяет.
4 Перепечко обиженно сопел. Сопел, но покорно выкладывал содержимое тумбочки на стул. Остальные, из числа тех, кто остался в училище, уже выпотрошили свои тумбочки и теперь восхищенно наблюдали, как Перепечко с видимым сожалением извлекает то кругляк домашней деревенской колбасы, то помятые, полурастаявшие конфеты. Время от времени Степа украдкой облизывал приятно пахнувшие шоколадом пальцы и, мельком глянув на Философа, продолжал чистить свои авгиевы конюшни.
Читать дальше