Максим Макаров - Кадетство.Выбор

Эти последние слова Галя произнесла почти с мольбой, потому что неожиданно поняла, что испытывает к мальчику симпатию, и захотела помочь Левакову, невзирая на его искреннее сопротивление.

Андрей тоже не мог не уловить в тоне женщины заинтересованности.

Секунду он колебался. Но вовсе не потому, что решил признаться во всем — просто слова подбирал.

— Не хочу, — тихо, однако внятно ответил он.

Галя не сразу отреагировала на это бескомпромиссное признание. Ее внимание привлекла машина, притормозившая около отделения. Галя испытывала эстетическую слабость перед красивыми автомобилями. Она не слишком разбиралась в марках (да и водить не умела), но благоговела при виде совершенных металлических форм. Темно-синяя машина была совершенна. Когда мотор заглох, с места водителя поспешно вынырнул крепкий мужичок, суетливо приоткрыл заднюю дверцу и почтительно посторонился. Из автомобиля выплыла (как могут выплывать только очень уверенные в себе люди) невысокая женщина в скромном и весьма дорогом плаще. Женщина нервничала, и Галя уже сейчас знала почему.

— Хорошо. — Галя вернулась на место. — Тогда, думаю, Андрей, тебе лучше посидеть еще немного в соседней комнате и подумать. Только не забывай, от того, что ты там надумаешь, может зависеть твое будущее. — На мгновение ей показалось, что решимость по кинула мальчика и он испугался. Может, конечно, и испугался, но все равно промолчал.

Когда открылась дверь и ввели Андрея, Макс проворно спрыгнул с подоконника и недовольно пробубнил:

— Нет, это просто невозможно! Как, объясните, в таких условиях можно спокойно подготовить побег? Я требую одиночку!

Дежурный демонстративно повел носом:

— Курил, небось, засранец?

Макс молниеносно выкинул вперед правую руку — ладонью к милиционеру.

— Ни слова больше. Это оскорбление заключенного при исполнении, — он пригрозил пальцем, — Заметьте, при исполнении заключенным его прямых обязанностей. Я буду жаловаться.

Дежурный хмыкнул:

— Сиди уж, шут гороховый. И смотри у меня — если что, мигом на зимовку к ракам отправлю.

Едва милиционер вышел, как Макс подлетел к Левакову, успевшему сесть и спрятать лицо в ладонях, и заботливо поинтересовался:

— Друг, они тебя пытали? Но ты ведь им ничего не сказал?

Андрей резко опустил руки, зло зыркнув на Макса:

— Отвали, хуже будет…

Внезапно Макс выпрямился и в сердцах хлопнул кулаком по столу; если не считать трех стульев и подоконника, стол этот был здесь единственным предметом, по которому можно было в сердцах хлопнуть.

— Куда уж хуже? А как все хорошо начиналось…

2.

А начиналось все полтора часа назад, когда Макс, Мухин, Кузя и Мордвик неспешно брели к троллейбусной остановке после напрасно потраченного на дискотеке времени. Поэтому, говоря, что все начиналось хорошо, Макс лукавил или намеренно скрывал правду с самого начала.

Мухин и Кузя были его одноклассниками в элитном классе модной гимназии, с продвинутым изучением всего, что только возможно.

Соответственно, не трудно сделать вывод, что их родители вполне могли обеспечить достойное отсутствие детей дома, а следовательно, у Мухина, Кузи и Макса имелось много общего. Мордвик же был прищипенцем, которого за это ценили едва ли не втрое дороже. У родителей Мордвика денег не водилось — то есть абсолютно, — поэтому его общество придавало компании пикантный нелегальный (что в переводе означает «не одобренный бы родителями, что и требовалось доказать») оттенок.

— Эй, прогляньте! — взвизгнула Кузя, умело перебирая шпильками.

Несмотря на свое прозвище, Кузя была девушкой — миниатюрной юркой брюнеткой, такой прилипчивой, что от нее было совершенно бесполезно пытаться избавиться.

Макс с Мухиным не спеша подошли к подружке и, не ожидая увидеть ничего особенного, но заранее приготовившись смеяться, прочитали объявление под неоновой рекламой кафе с одной немигающей буквой:

«Срочно требуются повара на десерт и бухгалтеры-калькуляторы».

— Желательно женского пола, — быстро прокомментировал Макс, хмыкнув, против ожидаемого, совершенно искренне.

Кузя довольно оглядела друзей, наслаждаясь своим маленьким триумфом.

Она мерзла, что и неудивительно, учитывая ее прогрессивный наряд и на редкость холодную июльскую ночь. Макс хотел было предложить девушке свою куртку, но потом передумал, опасаясь, вдруг Мухин, а тем более сама Кузя растолкуют его действия неправильно, что непременно аукнется впоследствии. Максу казалось, что Кузя уже несколько месяцев оказывает ему слишком откровенные знаки внимания, однако он сам, несмотря на явную миловидность девушки (особенно ему импонировала родинка под глазом — была в этом какая-то «изюминка»), совершенно не испытывал тех эмоций, которые она, по всей видимости, рассчитывала у него вызвать.