— Так ты, значит, нашел его, Чарли-дорогуша?
— Да. — В моем мозгу заерзала мысль. — Откуда ты знаешь?
(Я, как вы помните, не телефонировал никому, кроме полковника Блюхера.)
— Просто догадалась, дорогуша. К тому же, ты бы так быстро не вернулся, если бы до сих пор его искал, правда?
«Бойко, — горько подумалось мне. — Бойко, бойко ». Мне часто думаются такие слова, как «бойко, бойко », после того, чтó мне сказали женщины; уверен, я в этом не одинок.
— А как ты сам, Чарли? Надеюсь, это не стало для тебя кошмарным переживанием?
— Отнюдь, — горько ответил я. — Изумительная встряска. Хороша, как неделя на взморье. Стимулирует. Освежает. — Я еще чуточку пополоскал горлом.
— Так скорей же расскажи нам об этом, — промурлыкала Иоанна, когда все шумы стихли. Я рассказал ей об этом почти все. От А до, скажем, Щ — выпустив Ъ, вы понимаете.
— И ты, конечно, записал номер прекрасной, новой и свежей десятифунтовой банкноты, Чарли?
— Естественно, — сказал я.
В меня вперились два панических взора.
— Но только, — самодовольно добавил я, — на скрижалях своей памяти.
Атмосферу загрязнили два выхлопа панического женского дыхания. Я вздернул бровь той разновидности, кою вздергивала моя маменька, если приходские священники на заутрене проповедовали сомнительные догматы. Пока я притворялся, что обшариваю закоулки памяти, дамы на меня выжидательно пялились; затем комендантша поняла намек и снова наполнила мой стакан. Серийный номер купюры я преподнес им в подарочной упаковке. Они его записали, после чего комендантша подошла к своему письменному столу, немного поиграла с дурацкими секретными ящичками (послушайте, в бюро довольно ограниченное количество мест, где может таиться секретный ящичек, — спросите любого антиквара), после чего извлекла тоненькую книжицу. Они сравнили номер, сообщенный мной, с той чепухой, что содержалась в книжице, и на лицах у них напечатлелись злость, суровость и беспокойство — именно в таком порядке: после чего я окончательно утратил терпение и поднялся на ноги. Игры в Секретную Службу скучны, даже когда в них играют мужчины.
— А теперь баиньки, — сказал я. — Устал, изволите ли видеть. Нужно в постельку.
— Нет, Чарли-дорогуша.
— Э?
— Я имею в виду, что тебе надо в Китай, а не в постельку.
Я даже не стал и пытаться переваривать эту белиберду.
— Чушь! — по-мужски вскричал я, вылетая из комнаты и на ходу сметая графин виски. Но далеко я его не умёл — Иоанна призвала меня назад тоном хозяйским и довольно не подобающим молодой жене.
— Тебе в Китае понравится, Чарли.
— Ничего, к дьяволу, подобного — там кинут на меня один взгляд и отправят на политическое перевоспитание в какой-нибудь Хунаньский колхоз. Уж я-то знаю.
— Так ведь нет же, дорогуша, я не имела в виду Красный Китай — пока, во всяком случае. Вообще-то, скорее, в Макао. Там независимость, или Португалия, или еще что-то — но это, наверное, одно и то же. Знаменитый центр игорного бизнеса, ты его полюбишь.
— Нет, — твердо сказал я.
— Полетишь первым классом на «джамбо». С баром.
— Нет, — сказал я, но она уже понимала, что я слабну.
— Апартаменты в лучшем отеле и толстые субсидии на игру. Скажем, тысяча.
— Долларов или фунтов?
— Фунтов.
— О, очень хорошо. Но сначала мне нужно в постель.
— ОК. Фактически — сладснов.
— Жаль, что не могу пригласить тебя разделить со мною эту брачную лежанку, — чопорно добавил я. — Постель моя — около двух футов шести дюймов в ширину, и в комнате столько электронных жучков, что хватит на эпидемию.
— Ага, — крайне смутно ответила она.
Когда я выступил из душа, энергично растирая Маккабрейское брюшко, Иоанна уже пребывала в означенной 2'6"-постели.
— Я распорядилась отключить жучков, Чарли.
— Оба-на? — по-американски отреагировал я.
— Ага. Я ж типа владею этой малиной, сечешь?
Меня покоробило.
— Не сёк, — надулся в ответ я. — И в этой постели все равно не хватит места двоим.
— На что спорим, чувак?
Места хватило. И я имею это в виду совершенно искренне.
— Я думаю, что, в целом, мне бы лучше взять с собой Джока, — сказал я позже, когда у нас наступил антракт на подкрепление сил. — В конце концов, три глаза лучше двух, э?
— Нет, Чарли. Он слишком заметен, люди его запомнят, в то время как ты совершенно непримечателен, ты как бы сливаешься с фоном, сечешь?
— Нет, и этого я тоже не сёк, — сухо ответил я, ибо в таких замечаниях всегда прячется жало.
Читать дальше