Кэтрин Хайд: Когда ты был старше

— Что чувствовал? — спросил он.

И я подумал: «Вот хрень. Я что, оказался на кушетке психотерапевта?» А потом: «А тебе и впрямь нужен ответ? Типа, ты считаешь, вдруг я скажу что-то крутое? Что я все видел и чувствовал себя отлично?»

Но я понимал, что во мне говорит изнеможение, и на самом деле особой вины Ларри здесь нет. Вот я и вообще ничего не сказал.

Ларри глубоко затянулся сигаретой, зажатой меж двух пальцев.

— Господи, — произнес он. — Вот уж точно, было на что посмотреть.

— Послушай. Извини. Я, честное слово, устал. Столько дней без сна. То есть, может, урывал часок-другой, но не больше. Все это время я провел в дороге. Мы еще соберемся. Наверстаем. Мне просто нужно поспать пару ночей.

— Придется поторопиться, коли так. Я отбываю.

— В…

— Пока не знаю. Посмотрим. Я в национальной гвардии. Шесть лет уже как гвардеец, дружище. Почти столько же, сколько тебя не было. Шесть лет наготове. Нас трое из Ниебурга: я, Пол Кейджер и Винс Бак. Ты же их помнишь, да? Три нацгвардейца. Мы отправляемся первыми. Поначалу, думаю, посадят охранять кое-какие ключевые цели в США. Но, если придется идти на войну, гвардейцы всегда первые. Ты же понимаешь, Афганистан. Надеюсь, что так и будет. Хотелось бы показать им последствие того, что они заварили.

— Звучит бессмысленно, — заметил я.

Я не имел в виду то, что касалось охраны. А то, что ему хотелось им показать. На деле-то я вообще не собирался этого произносить. Ничего из этого. Считал, что я только раздумывал про себя. А потом услышал все собственными ушами.

— Что? — спросил Ларри. — Что ты сказал, дружище?

По тому, как он это произнес, стало ясно, что он прекрасно меня расслышал.

— Вот хрень, Ларри. Слушай, извини. Пойми, я сейчас как капризный ходячий больной: сам не знаю, что несу.

Долгое молчание. Потом я почувствовал, как его рука хлопает меня по плечу.

— Да ну, ладно. Смотри, вот ты и дома.

Я поднял взгляд и увидел, как он въезжает на дорожку к домику, в котором я прожил восемнадцать лет. Со дня, как был выписан из роддома, до дня, когда уехал в колледж, веря, что оставляю Нигдебург совсем и навсегда.

Я по-прежнему отказывался называть это место домом.

Первым делом я пошел к Джесперсам, соседям, думая, что Бен у них.

Стоял у двери, поставив к ногам свой необъемный рюкзак, и стучал, ожидая, когда ответит Фил. Но отозвалась его жена, Патти. Выглядела она довольно паршиво, не говоря уж о том, что стала старше, даже больше, чем на шесть лет. Длинные волосы были нечесаны, и она руками смахивала их с лица. Я заметил в ее шевелюре седину, которой не видел прежде.

— О боже мой, — запричитала она. — О, слава богу. Наконец-то ты добрался.

— Да-а. Извините, что получилось так долго.

— Что уж там, голубок, твоей вины в том нет, — она вышла и заключила меня в медвежьи объятья, без которых я вполне бы обошелся. — Самолеты-то не летают, я хотела сказать. Слышала, что арендуемые машины по всей стране разобрали вмиг.

— Да-а. Я тоже такое слышал. От любой арендной фирмы, куда обращался.

— Н-да, просто для нас такое облегчение видеть тебя. И прежде всего, прежде чем я еще хоть слово произнесу, мы очень, очень сожалеем о твоей маме. Бедное дитя, ты, должно быть, безутешен. Не могу молчать о таком. Но… прошу тебя, не пойми это превратно, голубок… мы Бена любим. Ни в коем случае мы бы не оставили его одного, даже на пару-тройку дней. Но, говоря по правде, голубок, мы просто представить себе такого не могли. Нам просто не хватает терпения. Совсем. Мы своих двоих подняли, и этого вполне достаточно для всяких там «кто не спрятался, я не виноват».

— Да-а. Как вообще Марк себя чувствует? — это был еще один из тех парней, с кем я ходил в школу, не говоря уже о том, что мы были сверстниками и прожили по соседству восемнадцать лет.

— О, прекрасно, но теперь он говорит, что хочет в армию записаться, и я готова скрутить ему шею.

— Тут будто эпидемия, — сказал я.

— Что ж, полагаю, люди считают, что надо что-то делать.

Тут-то я и понял, что сил для бесед с посторонними больше нет. Пусть даже теперь в этом виноват я сам. Надо быть осмотрительнее.

— Однако… вернемся к Бену. Вы рассказали ему о…

— Ой, а как же, голубок. Мы все ему рассказали, прилично, как могли, мы даже отвезли его к врачу вашей мамы, чтобы тот объяснил Бену про то, что такое аневризма. А он потом по пути домой спрашивал — уже примерно в сотый раз, — когда она вернется. У нас уже просто силы иссякают… вот, мы просто этого больше не вынесем.