Арне Гарборг - Мир

Энок вздохнул. Бедный старик!

Вошла Анна с кружкой пива и предложила Саломону; он поблагодарил и выпил.

— Спасибо тебе, Анна; ты всегда была такой доброй!

Выпив, он тотчас же поднялся и засобирался.

— Ступай приготовь мне мою лошадь, ты, болван! — прорычал он Каролусу; тот побежал.

— Хэ-эх! Хэ-эх! Хэ-эх! — закатился дурачок Ларс в печном закутке.

— Нет, может быть, ты ещё посидишь и чего-нибудь поешь? — предложила Анна Соломону.

— Нет, не хочу, Анна. Такие, как вот этот возле печки, — более подходящая компания для твоего мужа, чем я; это варварство мне не по нутру, нет!

— О, тебе лучше ещё немного посидеть, — вставил Энок.

— Чего? Нет уж; но коли ты хочешь мне что-нибудь сказать, — говори; я, чёрт подери, не из тех, кто млеет от библейских словечек!

— Тебе нужно помнить, что ты уже стар, Соломон. Жених может прийти раньше, чем ты ждёшь.

— Что ещё за жених?

— Тот, кто хотел бы стать женихом души твоей, Соломон.

Соломон сплюнул.

— Если я хочу, чтоб ты поговорил со мной, то говори как нормальный человек, а не как хаугеанец!

— Мне сдаётся, тебе не так долго осталось жить!

— Мне тоже так кажется. А ты, никак, ждёшь от меня наследства?

— Ты должен найти примирение с Господом, прежде чем ты умрёшь!

— Я его нашёл — гораздо лучше, тем ты. Пускай приходит, когда хочет; Он не застанет меня за тем, в чём я не смогу пред Ним оправдаться.

— Ты не должен говорить так. Все деяния наши подобны запятнанным одеждам…

— Нет уж, чёрт подери, — отвечал Соломон, — я свои дела делаю как следует; и если наш Господь так строг, то он никак не может быть судебным писарем. Что ещё?

— Господь есть испепеляющий огонь!..

— Господь — тот, каким ты сам хочешь его видеть. Хочешь иметь себе такого палача — может статься, Он таким и явится к тебе! А твоих поступков тебе впору стыдиться; ходишь тут и отнимаешь жизнь у своей жены, набиваешь полный дом всякого сброда, и правду я говорю: тебя давно пора было упрятать в дом для умалишённых, и может быть, ты туда и отправишься! Ну бывай, спасибо за приятный день! До свидания, Анна; ты всегда была хорошей женой; мне жалко тебя! — Соломон вышел.

…Но последние его слова больно уязвили Энока.

Он смотрел на свою жену, как она надрывалась и хлопотала по дому, и вправду: она выглядела неважно. Как быть? Неужели Господь не внимал его молитвам; быть может, Энок злоупотреблял Его волей? А может, всё это — лишь заблуждение и вздор?

Эти «чада Иисусовы»… разве Господь не пёкся о них? Не может ли быть, что возня с ними была лишь жалким почитанием самого себя, которое никак не может быть угодно Богу? Энок однажды застал Гуннара и Йорину, когда они были одни и собирались поработать; и что он услышал? Йорина рассказывала парню сказки про всякую чертовщину! Потчевала его древними суевериями и ложью и обучала его самому жуткому язычеству!

А Каролус, разве он лучше? Он всегда такой мягкий, добрый и хорошо себя ведёт, пока он у Энока перед глазами. Но в чём ему можно доверять, этому беспечному, лживому цыганёнку? То, что Гуннар в последнее время с ним сдружился, не предвещало ничего хорошего; Энок даже слышал, как они вместе упражнялись в цыганском наречии. Неужели Господу не угодны жертвы, на которые шёл Энок, и от этого ему лишь становилось хуже? Неужели всё это было дьявольским внушением и кознями? Разве и этот Ульсен не грезил о том, что якобы «познал в себе Бога» и услышал Его свидетельство в сердце своём?

Это иногда так угнетало Энока, что его прошибал ледяной пот и всё тело его дрябло и немело.

Однажды он вернулся домой вечером, в сумерках; маленький Паулюс плакал, и Серина, сидя рядом с ним, баюкала его и напевала:

— Что это за старую чушь ты повторяешь! — сказал Энок. — Разве ты не можешь петь что-нибудь приятное? Тогда Паулюс наверняка успокоится. Спой то, чему вас учил Каролус не так давно; это такая красивая песенка.

Серина скривилась, как будто ей было стыдно.

— Ну? Поторопись! Или ты хочешь, чтобы я на тебя рассердился?

Серина подчинилась и затянула псалом. Но она пела вполголоса, глотая звуки, очень быстро, и отдельные слова она словно прятала:

— Так-то! Только пой ясно и разборчиво, и ты увидишь — он успокоится.