Арне Гарборг - Мир

И тогда его бродяжье сердце содрогнулось, и он тотчас же помчался за кошельком, вернулся к Гуннару и всё ему вернул.

— Бедняга, ты так пострадал из-за меня! О нет, почему меня не было дома?

Каролус похлопал Гуннара по щеке и утешал его:

— Гуннар, хватит реветь. Ты получишь шапку просто так, я поговорю с матерью. А не сможет она достать — тогда я подарю тебе шапку, когда вырасту большой; ведь не так долго осталось ждать, ты знаешь! О, ты был так добр ко мне, что не выдал меня! Ты молодец, Гуннар! Так, пошли домой; ты не бойся, я ведь рядом!

Гуннар мало-помалу пришёл в себя.

— А теперь ты не должен говорить отцу, что я вернул тебе деньги; так что ты можешь потратить их на что хочешь, не правда ли?

— Д-да, — икнул Гуннар; он улыбнулся сквозь слёзы.

В этот миг он позабыл, что Каролус был цыганом. Каролус был для него лучшим парнем на свете.

— Ты так много говоришь о самоотречении, — сказала Анна мужу однажды вечером, когда они улеглись. — Но странно, как ты можешь обходиться без этого !

Он должен был услышать, рано или поздно. Но стоило Анне высказаться, как она тотчас пожалела.

Энок долго молчал. От его молчания звенело в ушах. Анна слышала свои слова — раз за разом, и они казались такими гадкими и грязными. Но Энок уже услышал их — и размышлял над ними. Анну прошиб пот. Хоть когда-нибудь она научится молчать?

— Ты, наверно, знаешь, — послышалось наконец, — что Господь сказал Адаму с Евой: «Плодитесь и размножайтесь» [77] Бытие 1:28. . И мы должны во всём следовать Его воле. Но нам нужно молиться, дабы исполнять сие с чистой душой, а не по велению плоти!

Да уж, не беспокойся! У него на всё найдётся ответ! И всюду слова из Библии, к месту и не к месту…

Стоило ей заикнуться о том, что ей невмоготу, что он изнурил её работой и детьми, — «жёны, повинуйтесь своим мужьям как Господу» [78] К Ефесянам 5:22; ср. К Коринфянам 3:18. ; «Его сила велика в слабых»; просто ураган цитат из Писания. И всегда-то он вспоминал то, что, по его мнению, было подходящим.

Она не понимала его. Не могла уразуметь, как он умудряется жить, во всём следуя Писанию. Он твердил, что мы должны быть смиренными и ничтожными в наших собственных глазах; но ни самоуничижения, ни смирения она в Эноке не замечала. Во всём, как бы он ни поступал, он был прав; все его выдумки объявлялись «велением Божьим»…

Если было сказано: «Жёны, повинуйтесь своим мужьям как Господу», то в той же книге говорится: «Мужья, любите своих жён и не будьте к ним суровы» [79] К Колоссянам 3:19. . Но об этом он никогда не вспоминал. Лишь о том, что он считал нужным для себя…

Он совершенно не думал о жене. Ни разу он не побеспокоился, как у неё дела. Они вполне могли жить как люди, но нет… Такое впечатление, будто он хотел от неё избавиться; пожалуй, так оно и есть. Теперь, когда от её наследства ничего не осталось, — ей тоже впору убираться отсюда; а он, быть может, хочет себе новую супругу, которая подчинялась бы ему во всём. Так что вполне возможно, он не такой сумасшедший, как кажется. Удивительно, как такая набожность уживалась в нём с практичностью; то, что объявлялось «волей Божьей», всегда выходило самым дешёвым… за исключением разве что приёмных детей. Ему стыдно было признаться в том, что им трудно без прислуги, вот и придумал объяснить это «волей Божьей»… Уф; ей не следует так плохо думать об Эноке. Но всё-таки она не напрасно злится; не только набожность сделала его таким странным, так что Анне надо быть начеку. Христианская вера не может быть такой суровой!

Да, ей лучше всего прикидываться преданной и совестливой, потому что она частенько обманывала его по мелочам; и когда он делался совершенно невыносимым, ему же было и хуже. Она должна помогать детям, чем сможет, и подавать на стол по возможности самое лучшее из того, что есть. Обидно, что она такая слабая и не может приструнить Энока. Вот будь на её месте Ингер, жена Пера…

Анна лежала и злилась, пока её опять не начало трясти. Теперь попробуй усни; притом что она обычно засыпала как убитая. Ух, она так устала и хотела спать, еле на ногах держалась. Каждое утро вставать в восемь; прислуживать и надрываться весь день; тысяча дел и никакой помощи; дом и скотина и грудной ребёнок… Хорошо, что есть Серина, но, кроме как понянчить маленького, она ничего не успевает, а Йорина только носки умеет штопать — странная девочка, ничему-то не научится! Всё ходит, шмыгает носом и чешет в голове, с ней больше возни, чем пользы; хорошо, что Анне не приходилось у неё… нет, об этом она не могла сказать вслух. Просто праздник с этими бродяжками — невыносимо! Его родные дети — словно приёмыши в сравнении с ними. Правда, за бродяжками он следил в оба, и они это понимали, разбойники. Хуже всего то, что Йорина забила Гуннару голову сказками и страшилками, так что он ходит как очумевший, боится темноты и всего на свете; и он так полюбил эту чепуху, что не хочет уже ни с кем водиться, кроме как с бродягами, которые только и потчуют его сказками да старыми бабьими сплетнями. А Каролус — это просто ужас; но теперь у него такое влияние в этом доме! О! Если б она могла в чём-то его уличить, — его тут же выставили бы вон. Но поймать с поличным цыгана… проще поймать угря голыми руками!