Ваня на миг выпустил мамку из объятий, протянул руку за одеждой, висящей на спинке кровати. И в тот же миг Шуйский повел бровью — подал знак схватить Аграфену.
Два дюжих стражника потащили ее к двери. Ваня вскрикнул, босиком бросился вслед, но чьи-то руки подняли его, кинули обратно в постель. Дверь захлопнулась, ее чем-то подперли снаружи.
Ваня остался один, совсем один!..
Он слышал удалявшиеся шаги, затихающий в переходах плач мамки и голос дяди Овчинки: «Прощай, Ваня! Прощай!» Значит, нашли его в комнате Аграфены.
Ваня прислонился к балясинам кровати, завернулся в одеяло. Зубы его выбивали дробь, голубая жилка на виске вздулась и посинела. Он не плакал — тихонько подвывал, как собачонка, раздавленная и отброшенная тяжелым сапогом. Потом заснул, вконец обессилев.
А утром, когда солнце проложило дорожки по кровати, по полу, дверь заскрипела. Ваня взвился, весь — само ожидание: неужели вернулась мамка?!
Но в толстой, расплывшейся фигуре, заполнившей пролет двери, не было ничего общего с тоненькой, хрупкой мамкой.
И Ваня опять заплакал. Жалобно, безнадежно.
Боярыня Евдокия, дальняя родственница Шуйских, присланная взамен мамки Аграфены, растерянно остановилась посреди горницы, сраженная недетским горем ребенка и материнской жалостью к нему. Она села прямо на пол, так что голова ее оказалась рядом с Ваниной, и горько затянула:
— Сиротинушка ты мой болезный, государь Ванюша! Уж как тяжко мне видеть слезки твои! Я бы жизнь отдала, светлое солнышко, только бы ты не плакал!
Евдокия не притворялась. Страдальчески запавшие глаза мальчика, обведенные темными кругами, худое тельце, вздрагивающее от беззвучных рыданий, заставили ее забыть все строгие наставления влиятельного родственника. Теперь ее сердце безраздельно принадлежало этому государю-ребенку, только ему она намеревалась служить. И Ваня почувствовал это. В невольном порыве он обхватил ее могучую шею руками, прижался к толстому некрасивому лицу, залитому слезами, и ему стало немножко легче.

Терпи, чадо!
Недели две минуло — мамка Аграфена как в воду канула. Не приходил и дядя Овчина. Обычно после завтрака брат и сестра снаряжали его в Боярскую Думу, и Ваня отправлялся в Тронную палату всегда в сопровождении дяди Овчины. Но теперь никто не заходил за Ваней, никто им не интересовался. И он сидел либо в детской, либо в покоях отца или матери, предаваясь воспоминаниям.
Кроме Евдокии, рядом с Ваней появились и другие новые люди. Старого дядьку сменил новый. Он все время одергивал Ваню: нельзя это, нельзя то. И учителей заменили. Прежних он закидывал вопросами, с ними было интересно. А новые на вопросы не отвечали, хотя он спрашивал лишь по содержанию урока: им надо было только, чтобы мальчик затвердил заданное. Ваня скучал, зевал, а иногда и засыпал под их монотонные скрипучие голоса.
Теперь он полюбил стоять у окна и смотреть на Соборную площадь. Мимо шел и ехал на телегах или верхом на лошадях простой люд: торговцы, ратники, ремесленники. Все куда-то спешили. Неужели никому нет дела до него, великого князя? Да нет, мама говорила, что русские люди готовы за него головы сложить! А может, они думают, что он занят важными государственными делами? На самом деле никаких дел у него нет, его даже в Думу не приглашают! Вот бы выйти на людную площадь и крикнуть: «Ко мне, люди добрые! Я ваш государь, а вы мои слуги, так заступитесь за меня, мне так плохо живется!» И рассказать им про то, как после смерти мамы отняли у него мамку и дядю Овчину, как новый дядька даже не пускает его гулять в сад, и Ваня почти не играет. Да и с кем играть?.. С Юрой скучно, он в войну играть не умеет, только деревянные крашенки катает по полу да перекидывает с ладони на ладонь. А двоюродная сестрица Дуня Шуйская лишь кукол баюкать может.
Нет, бояре не позволят — пошлют стражников, они разгонят народ, а Ваню запрут в детской, да еще и мамку Евдокию уведут, как увели Аграфену, за то, что не уследила, позволила с народом говорить.
Мама, Аграфена и дядя Овчина убеждали его в том, что в Боярской Думе он самый главный. Да, при них так и было. А теперь его водят только на посольские приемы. Вот недавно приехали послы из Швеции торговый договор заключать. Прибежал боярин Тучков, велел облачиться в парадную одежду и взять все регалии власти великокняжеской. Ваня стал одеваться, и тут мамка Евдокия всплеснула руками:
Читать дальше