Марта Фомина - Детство Ивана Грозного

Овчина понимал, что на очереди расправа над ним. Но пока он еще член Боярской Думы и должен узнать, чем вызваны такие необычно скорые похороны великой княгини. Без объяснений это будет из рук вон выходящим событием и ляжет черным пятном на нынешних правителей.

Овчина вошел в палату как раз в тот момент, когда Василий Шуйский подошел к трону. Он опустился рядом на скамью, как бы ощупывая трон глазами, и сбоку привалился к его спинке всей тяжестью могучего крупного тела. Но тотчас встал, обведя цепким взглядом бояр и остановив его на Овчине. Бояре разом притихли, видно, многие вспомнили его расправу над богатыми смольчанами, не уличенными, а только заподозренными в сговоре с поляками. Слишком памятно было чествование князя Шуйского как победителя на площади, под скрип виселиц на крепостных стенах. Вместе с убитыми в домах и на площадях родственниками повешенных, их жен и детей, погибло тогда около полутора тысяч смольчан. Уж не начнет ли он немедленную расправу над всеми, кто хоть как-то общался с великой княгиней и ее сыном? Дети многих сидящих сейчас в Думской палате бояр и служилых людей не раз участвовали в пирах и поездках молодой вдовы, неужели их ждет участь казненных смольчан?! Но страшно не только наказание, а и отлучение от дворцовой службы, ведь молодежь только начинает жить…

В полном молчании затаившихся бояр Василий Шуйский произнес тронную речь, заготовленную задолго до смерти ненавистной литвинки. Он был глубоко уверен в себе: поди догадайся, что среди пасхальных яиц, преподнесенных великой княгине Елене, было и смазанное смертельным ядом. Не обязательно было есть отравленное, достаточно только коснуться пальцами, державшими его, лица или губ. Яд быстро впитывался и действовал неумолимо, хотя и не сразу.

Изобразив на челе глубокую скорбь, первобоярин предположил, что быстрая смерть великой княгини вызвана неизвестным недугом. А вдруг это моровая язва или какое другое поветрие, подхваченное где-то в можайской поездке?! Пришлось засмолить гроб и с разрешения лекарей спешно предать земле, чтоб не пошла болезнь по Москве. Придет время — и перенесут великую княгиню в Вознесенский монастырь, где покоятся члены великокняжеской семьи по женской линии, положат рядом с Софьей Фоминишной Палеолог, матерью Василия Третьего…

— Долгие проводы — лишние слезы, — заключил Василий Шуйский. — А государя нужно как можно скорее отвлечь от печального события.

Тут голос боярина налился силой, и он приступил к главному. Осанисто выпятив грудь и вздернув крутой подбородок, глава самого древнего на Руси рода громовым голосом возвестил о том, что великий князь мал, и кому, как не ему, потомку суздальских князей, будучи в родстве с государем, поддержать его и возглавить правление.

Был в Думе и еще один свояк Ивана Четвертого, Дмитрий Бельский: его отец, Федор, был женат на рязанской княжне, племяннице Ивана Третьего. Но один брат Дмитрия Федоровича Семен был изменником и, может быть, уже сгинул где-то в Крыму, после поражения в Литве, переметнувшись к татарам. А другого брата Ивана бросила в тюрьму княгиня Елена за побег в Литву, пусть и неудавшийся. Куда же Дмитрию Бельскому тягаться с Василием Шуйским!

Закончив свою речь и оглядев согласливо молчащих бояр, Василий тут же объявил и о первой своей милости как первобоярина и главы правления: даровании свободы своему племяннику Андрею Михайловичу, посаженному Еленой за сочувствие покойному князю Юрию, а также о возвращении из ссылки Ивана Бельского. Поймав благодарный взгляд Дмитрия Бельского, Василий Шуйский усмехнулся про себя: в первый же день своего правления поймал сразу двух зайцев — и племянник, и Дмитрий теперь навсегда ему верные слуги.

Несколько дней подряд Ваня ходил на могилу матери в сопровождении то Аграфены, то ее брата. В первый раз увидел кое-как наброшенный холмик с грубым, почти не отесанным крестом, без обычных даже для бедняков венков и цветов, он бросился на землю и, обняв руками могилу, безутешно зарыдал. Аграфена, сама вся в слезах, не утешала его: пусть выплачется, может, тогда полегчает сироте.

Потом начали украшать могилку: разбили, разровняли комья, посадили цветы. Ваня своими руками написал на дощечке мамины имя, фамилию, даты рождения и смерти. И еще крупными буквами вывел: «Спи спокойно, мама! Я всегда буду рядом с тобой. Твой сын, великий князь Иван Четвертый».