Станислав Рудольф - Дальтоник

Этот выпад Анечка не смогла отразить. Да, правда, она действительно взяла у Кутнаеровой ту тряпку, и ее не обеляет факт, что несколько дней назад она вернула ее обратно.

— Было такое, товарищ директор? — снова обратился Каплирж к директору Ракоснику.

— Да, да… — подтвердил тот неохотно.

— Анечка ведь тоже женщина!.. — раздался вдруг возглас, и все оглянулись на Бенду. На его лице было написано, что уж он-то понимает истинную причину грехопадения Бржизовой!

И опять руку тянет Каплирж.

Бржизова молча кивает.

— Я понимаю, что именно товарищ Бенда может найти смягчающие обстоятельства. Он снисходителен к людским недостаткам, не так ли? — Каплирж не упустил возможности ужалить. — И товарищ Бржизова при случае отплатит ему тем же! — Каплирж сделал многозначительную паузу и придвинул к себе поближе блокнот и футляр с письменными принадлежностями. Все непонимающе уставились на него.

— Что ты хочешь этим сказать?.. — нарушила тягостное молчание Бржизова.

Каплирж полистал блокнот, нашел чистую страницу и перерезал ее четкой линией. После чего начал чертить синусоид, который окончил точно в конце страницы. Он стал заполнять верхнее и нижнее полукружья густыми штрихами, произнося при этом:

— Она, например, не заметит, что член партии посещает церковь.

— Ты это о ком? — закричала Бржизова.

Тактикой боя, подумал Гамза, сей борец за чистоту и нравственность владеет в совершенстве. Ему известно, что и пауза тоже есть оружие.

— О товарище Бенде!

— Это неправда! — откликнулся упомянутый.

— Правда! — изобличил его Каплирж. — Когда у тебя болел сын, ты ходил в церковь к священнику! — Каплирж обвел взглядом присутствующих, и рука его рубанула воздух. — И всем вам это тоже известно!

Никто не произнес ни звука. Бенда сгорбился, голова ушла в плечи, не поднимая глаз, он тихо произнес:

— Не я, товарищи! Это моя жена ходила молиться, когда наш Златко… — Ему пришлось сделать глубокий вдох, чтобы закончить фразу. — Ей казалось, что это поможет. Я этого не знал, но потом… я боялся мешать ей!

Все смотрели на Бенду растревоженными, влажными глазами. И даже Губерт Влах перестал играть ключами и спрятал связку в карман пиджака.

В учительскую вдруг ворвался мальчишка в синем свитере, хотел что-то сказать, но, увидев сидящих учителей, прихлопнул рот ладошкой и, стукнув дверью, скрылся.

— Трудно осуждать мать, Йозеф, — медленно произнес Гавелка, — у которой умирает ребенок!

Каплирж согласно кивнул головой.

— Конечно. Ты себе такого не мог бы позволить! Не то что я! Ты это хочешь сказать, да?

— Возможно!.. — согласился заместитель директора Гавелка.

— Понимаю, — продолжал Каплирж с усмешкой. — Ввиду того что у меня детей нет, я в твоих глазах не человек и более того — бесчувственный упырь.

— Товарищи, товарищи!.. — попытался усмирить их Гамза, ибо понял, что дискуссия принимает чересчур личный характер.

— Я ведь этого не сказал!..

— Товарищ Гавелка! — продолжал Каплирж. — Еще недавно я и моя жена — мы очень страдали оттого, что у нас нет детей! Меня это мучит по сей день. Но хочу тебе признаться, что иногда я говорю себе: нет худа без добра! По крайней мере мне не приходится стыдиться их!

Такого удара Гавелка не ожидал. Он с трудом перевел дух и только тогда ответил:

— Ты, конечно, имеешь в виду моего сына!

Поведение Каплиржа и его слова были ужасающе жестоки и бессердечны. И все это понимали. Коллеги знали сына Гавелки, видели его… Мальчику исполнилось десять, но он по меньшей мере третий раз пытается переползти из первого класса в следующий. Мать ради него оставила работу, отличное место секретаря директора Центропала. Она пытается научить его, где лево, где право, сосчитать до пяти и прочесть хотя бы буквы алфавита. Ребенок, о котором мечтают, которого очень ждут, как правило, не становится счастьем для родителей. Гавелка и его жена твердо верят, что их сын, отсталый в умственном развитии, при терпеливом воспитании когда-нибудь выровняется…

— Товарищ Каплирж!.. — воскликнула вдруг Ивана Раухова, не обратив никакого внимания на робкий жест председательствующей, который должен был означать, что на собрании слова просят. — Товарищ Каплирж! Ты давишь нас аргументами, поучаешь, каким должен быть настоящий коммунист, а ведешь себя, извини, как самый последний хам!

— Но, товарищи… — попытался тактично усмирить хромую Иванку, обратившись к ней во множественном числе, представитель роно Гамза, — …это уже слишком!