Станислав Рудольф - Дальтоник

Директору Яну Ракоснику было явно не по себе, потому что ни Гамза, ни школьный инспектор Гладил не сказали ему сейчас, когда они остались одни, ни слова ободрения. Ни единого словечка! Например, что письму не верят. Или хотя бы что-то подобное. Заведующий роно Гамза бесстрастно листал инвентарную опись и проверял расходы и инвестиции. После чего попросил характеристики учеников, оканчивающих в этом году школу, и углубился в их детальное изучение. Он справлялся лишь об отсутствующих документах. Инспектора же Гладила интересовали рационализаторские нововведения в школьной столовой. Директор Ракосник протянул ему многостраничный план-предложение.

На собрании присутствовали товарищи: Бенда, Гавелка, Бржизова, Ракосник, Раухова, Марешова, Каплирж, Влах и Выдра. А также товарищи Гамза и Гладил.

— Записывать? — спросила Иванка Раухова. Анечка в нерешительности бросила взгляд на заведующего роно Гамзу. Тот, однако, пребывал в задушевной беседе с Выдрой, с которым они были знакомы еще с тех времен, когда Выдра преподавал в тынецких школах.

— Я предлагаю, — раздался в тишине звучный голос Йозефа Каплиржа, — чтобы сегодняшнее собрание было целиком занесено в протокол!

— Никто и не собирается поступать иначе! — резко ответила ему председатель парторганизации Бржизова. Каплирж сидел с равнодушным видом, разложив перед собой на столе блокнот и футляр с письменными принадлежностями.

Бржизова открыла внеочередное партийное собрание и коротко поприветствовала гостей. Присутствующие еще более притихли. Она предоставила слово товарищу Гамзе.

Товарищ Гамза огляделся. Они сидели в полупустой учительской, из коридора доносились крики ребят, которые мчались в столовую. Кроме Выдры и Ракосника, Гамза был знаком еще и с Бржизовой. За прошедшие годы он раза два побывал на ее уроках чешского языка, знал о ее педагогических достоинствах и не жалел слов похвалы, ставя в пример молодым учителям продуманную, однако ненавязчивую методику преподавания, превосходную во всех отношениях. Естественно, Гамза был знаком также и с Гавелкой. Остальные лица ему были незнакомы. Не может же он, Гамза, знать сотни учителей, разбросанных по всему району. История Губерта Влаха ему известна, хотя встречаться с ним еще не доводилось. Теперь — этот Йозеф Каплирж! Когда они представились друг другу, Гамза посмотрел ему прямо в глаза, полагая, что увидит в них робость или по крайней мере смущение. Но наткнулся на маску. Отлично выполненную восковую маску. И даже рука, которую Гамза пожал, была холодной и сухой.

Гамза предельно кратко сообщил собравшимся, почему счел нужным просить председателя школьной парторганизации Бржизову созвать внеочередное партийное собрание, и протянул ей письмо, предложив зачитать текст вслух.

— Лучше ты, Иванка, — извинилась Бржизова, — я забыла в классе очки, — и она передвинула к пионервожатой по блестящей доске стола три скрепленные страницы.

— Хорошо!.. — сказала Раухова и стала спокойно читать.

Заведующий роно Гамза вел наблюдение за присутствующими. Каплирж, застыв, сидел на стуле и с безучастным видом смотрел в окно. Со своего места он мог видеть кромку леса, куда вели стопы всех школьных прогулок, а над лесом — серо-голубое небо с мазками желтоватых облаков, предвещающих весну. Директор Ракосник сидел, сцепив на столе руки, в руках он держал карандаш, лицо его было пепельно-серым. Дана Марешова нервно окидывала окружающих взглядом. Бенда удивленно цокал языком, заместитель директора Гавелка вертел головой, как радаром. На лице усатого, того, что сидел как раз напротив Гамзы, не отражалось ничего. Гамза мог поклясться, что мысли этого человека витают где-то далеко-далеко. Старый Выдра, этот неугомонный борец за справедливость, не успокоившийся и на пенсии — он охотно берется за любую общественную работу, от которой другие бегут, — сидел приставив рупором ладонь к левому уху. Последствия «внимания», проявленного к нему в концентрационном лагере, нет-нет да и сказываются, особенно сейчас, когда Выдре далеко за шестьдесят. Учительница, которая читает письмо, Гамзе — он и сам не знает почему — несимпатична. Будь объективен, одергивал себя Гамза, хоть ты и полагаешь, будто первое впечатление — самое верное, что касается этой бабенки — тут ты можешь ошибиться!

Ивана Раухова закончила чтение и вернула письмо Гамзе. Тот аккуратно его сложил. Стояла такая тишина, что был слышен шелест бумаги. Гамза на мгновенье свесил голову на грудь, обдумывая, как начать, и вдруг заметил, что выпуклость живота скрывает от его глаз даже собственную ширинку! Пора, в конце концов садиться на диету, а не обжираться до безобразия — мелькнуло в голове. Он резко выпрямился, метнул взгляд в потолок и заговорил: