Николай Москвитин - Повесть о Макаре Мазае

Мазай молчал.

— Поскольку вы не решаетесь говорить, продолжим официальную часть. — Шаллерт нажал кнопку и махнул рукой показавшемуся в дверях гестаповцу.

В кабинет вошел Дьяченко.

— Кто этот человек? — Шаллерт указал на Мазая.

— Макар Никитич Мазай, — ответил Дьяченко, вытянувшись перед шефом полиции. — Могу хоть на Библии присягнуть, это действительно он! Самый главный в СССР сталевар. У него орден, автомашина наркомовская. Он окончил в Москве академию…

По знаку Шаллерта Дьяченко вышел, и шеф полиции снова вежливо обратился к Мазаю:

— Считаю приятным долгом представиться — полковник Шаллерт, — сказал обер-лейтенант. — По специальности юрист. Надеюсь, что мы с вами не будем терять времени. Но, может быть, угодно прервать беседу и позавтракать?

Шаллерт указал на стол с закусками.

Макар всматривался в лежавшие перед Шаллертом материалы.

— Отказываетесь от завтрака? Молчите? Что ж, не будем спешить с выводами. Еще успеем найти общий язык. В моем распоряжении четыре метода налаживать общение с собеседниками — вольными или невольными. С вами хотел бы побеседовать как с артистом своего дела. Я сам артист следственного искусства, увлекаюсь психоанализом Фрейда. С вами, повторяю, у меня особый разговор. Хочу позаботиться о спасении вашего редкого, можно сказать уникального, таланта в области техники.

Шаллерт отхлебнул глоток кофе.

— Я, как Бальзак, увлекаюсь кофе и, увы, уже начинаю страдать бессонницей. Итак, продолжим разговор о талантах…

Вы, конечно, знаете, что Соединенные Штаты Америки переманивают к себе одаренных людей со всего света. Почти все их достижения — результат работы эмигрантов: немцев, русских, японцев. Но теперь положение изменилось. Теперь великая Германия концентрирует большие таланты. Таланты вне наций, это дети всего человечества, любимые создания господа бога. Под богом я понимаю природу, я пантеист. Вас, господин Мазай, природа наградила даром творца стали. И в цивилизованном обществе вам уготовано высокое положение.

Шаллерт поднялся и стал ходить по комнате.

— Мы ни в коем случае не хотим ущемлять ваши патриотические и национальные чувства. Продолжайте служить вашему отечеству, но уже как составной части великой германской империи.

Шеф полиции остановился и медленно, подчеркивая каждое слово, сказал:

— Должен доверительно сообщить, что ваши руководители Пузырев, Толмачев, Борткевич уже осознали величие этих идей и изъявили согласие вступить в семью сторонников объединения всего человечества.

Мазай насторожился.

— Не верите? Вам кажется невероятным, что на нашу сторону добровольно перешли и депутат Верховного Совета Украины Пузырев, и начальник мартеновского цеха Толмачев?

Шаллерт нажал кнопку, и в комнату вошел Борткевич. Лицо его было бледно.

— Позвольте представить: ваш хороший знакомый, ныне бургомистр, Борткевич. Садитесь, господин бургомистр, и разъясните, почему лучшие представители русской интеллигенции изъявляют желание сотрудничать с нами.

У Мазая, напряженно всматривавшегося в Борткевича, на лице отразилось страдание, и Шаллерт, довольный, усмехнулся:

— Он, господин Борткевич, не верит, что вы стали нашим сторонником, как Пузырев и Толмачев.

Мазай тяжело дышал. Борткевич пристально посмотрел на него и тихо, но внятно проговорил:

— Покойные Пузырев и Толмачев…

Глаза Макара наполнились такой болью, что Борткевич не смог продолжать.

— Что он там бормочет? — обратился Шаллерт к переводчику. — Уведите! — и нажал кнопку:

— Подушкина!

Подушкин шагнул было к стулу, но сесть не решился и, вытянув руки по швам, заговорил, обращаясь к Шаллерту.

— Считаю своим долгом обрисовать создавшееся положение, опираясь на неопровержимые факты…

— Мазаю говори, а не мне.

— Так вот, Макар Никитович, уже началась продажа железнодорожных билетов в Москву. Дон кихоты, которые бросаются с голыми руками на германские танки, выглядят смешно. Как говорится, умирать за родину приятно, но еще приятнее жить. Наш народ, Мазай, выходит из войны обескровленным. Ты должен, Макар, быть с народом не только в дни его торжества, но и в дни его бед. Судьба войны решена, дальнейшее сопротивление только увеличит число жертв. Так давай же склоним свои гордые головы перед победителями.

Секретарь еле успевал стенографировать исступленные выкрики Подушкина. Шаллерт одобрительно кивал головой…

— Русские патриоты должны вернуться на завод и продолжать выпуск стали, — заключил наконец Подушкин.