Чезар Петреску - Патриархальный город

И даже в словах, что он произнес, слышалась робость этой дрожащей твари.

— «Animula vagula, blandula…» Да это же словно моя визитная карточка!

— О нет! Не ваша! — энергично запротестовала Адина Бугуш, отбирая назад книгу и вместе с нею — девиз, оказавшийся под угрозой экспроприации. — Вы иное дело. Вы знаете, чего хотите! И умеете хотеть! Вы дали тому достаточно доказательств. Вы совсем, совсем иное дело. Вам, я думаю, подошел бы экслибрис вроде «Omnia mea mecum porto», или «Non omnis moriar», или «Aere perennius» [17] Все свое ношу с собой (лат.) . Весь я не умру (лат.) . Долговечнее меди (лат.) . . Как и полагается творцу. Человеку, предназначенному для иных деяний.

Тудор Стоенеску-Стоян не стал возражать. Исчезло — в который раз? — студенистое существо с периферии животного царства, одноклеточное, готовое смиренно принять этикетку: «Animula vagula, blandula…». На низком неудобном стуле с уверенным и авторитетным видом сидел, улыбаясь, тонкий знаток женской души, отказавший в этих знаниях Теофилу Стериу, романисту, и находящий вполне естественной свою нынешнюю роль духовника.

— Вот и вся моя повесть! — закончила Адина Бугуш, поднимаясь. — Я рассказала ее вам и освободилась от тяжкого груза, который уже давно камнем лежал на душе. Надеюсь также, что мой рассказ может пойти на пользу и вам. Вы узнали, что вас ожидает. И чего вам следует опасаться!.. Уединиться, как вы мечтаете, вам не удастся. Вам этого ни за что не позволят. Остается найти какой-то компромисс. Средний путь. И здесь, возможно, вам пригодятся ваши доспехи… проверенные и надежные. Вам следовало бы иметь два лика. Личину для толпы — притворную, приветливую, свойскую. Чтобы никого не обидеть. Никого не задеть. И подлинное лицо, которое следует хранить для себя. В тайне от других. Мне это уже ни к чему. Слишком поздно. Мне этикетку уже приклеили. Впрочем, я бы и не сумела. Вы — другое дело. Не знаю, достаточно ли ясно я выражаюсь?

— Яснее ясного! Я понял вас вполне! — поспешил уверить ее Тудор Стоенеску-Стоян.

Он ее понимал. Зеркало с тремя створками открыло ему даже не две, а целых три версии его собственного я; он разглядел их в зеркале и теперь держал при себе — только не знал, какая из этих версий и есть его настоящее, тайное, единственное, лицо.

— Тем лучше. Я не напрасно потеряла утро! — обрадовалась Адина Бугуш. — Теперь я могла бы пройтись с вами, показать город. Достопримечательности патриархального города! Санди будет весьма огорчен, он, без сомнения, хотел бы первым представить вам «свою версию».

Она быстро и небрежно поправила перед зеркалом шляпку, не утруждая себя разглядываньем вблизи и издалека, как иная кокетливая женщина. Да она в этом и не нуждалась. Крошечная шляпка, закрывавшая виски, превосходно завершала по-кошачьи гибкую линию силуэта, черное платье было настолько простым и скромным, что согражданам Санду Бугуша казалось вызывающим.

На улице Тудор Стоенеску-Стоян почувствовал, что счастлив сопровождать такую женщину.

И лихо, молодцевато надвинул на самые брови свою мягкую шляпу с полями.

Вслед им колыхались в окнах занавески; их приподнимали за краешек и опускали.

Окно за окном, занавеска за занавеской.

И так — до конца улицы, а затем и на другой улице за поворотом, словно сигнал, бегущий по незримому проводу от дома к дому.

Кафетерий «Ринальти» был в те времена генеральным штабом и главным наблюдательным пунктом города.

Расположенный на Большой улице, как раз на полпути между вокзалом и епископией, он подстерегал прохожих любых категорий и аппетитов.

Одни проходили мимо, другие останавливались и усаживались за столики.

Проходившие мимо знали сидевших за столиками. Сидевшие за столиками знали проходивших мимо. Знали, кто прошел. Когда. С кем. Как был одет. Пешком или в экипаже. И, разумеется, знали, весел он или на душе у него скребут кошки.

Таким образом, это заведение, которое, следуя за солнцем, совершавшим свой путь по небесному меридиану, поочередно превращалось то в кафе, то в бар с аперитивами, то, наконец, в невинную «современную кондитерскую с фирменными конфетами и карамелями, с кофе-гляссе, неаполитанской кассатой [18] Слоеное мороженое твердых сортов; подается в бумажной обертке. и прочими сортами мороженого», — служило штаб-квартирой, где разрабатывались наступательные и оборонительные операции различных соединений — политических, школьных, судейских, военных, административных и церковных; с этого бессменного наблюдательного поста велся учет всем закулисным или откровенно демонстративным маневрам, равно как и крупнейшим городским событиям: разводам, ссорам, политическим скандалам, расколам и союзам.