Хулио Кортасар - Экзамен. Дивертисмент

«Ну вот, – подумал он. – Теперь он начнет гнить. Пройдет через все стадии нормального трупа». Странно, при этом он видел себя самого, он думал о том мертвеце, а видел себя, видел, как разлагается он сам. А как же иначе? Если в чем-то и можно быть уверенным, то именно в этом финальном превращении в мыло; предвидеть это (даже если тело само отпрядывает назад, словно конь, увидевший скелет) означает почти достичь нравственного совершенства. Пронести до последнего вздоха, до последней черты ощущение жизни, своей человеческой ипостаси. «Я не кончаюсь со смертью, – подумал он, обжигая рот сигаретой. – Я был моим телом, и я должен быть верен ему, быть с ним до самого конца. Воображение доходит до двери и там прощается, любезная гостья. Нет, давайте выйдем на улицу, пойдем и дальше вместе. Если со смертью я кончаюсь, то что это за ощущение жизни, которое я сейчас испытываю, это ощущение себя, которое ужасным образом продолжается во мне ночь за ночью, раздувается, разрастается, разрывается и съеживается. Самое меньшее, на что я способен, – это предвидеть его разрушение, взглянуть на него еще из жизни. О, Орканья, художник, живописующий гниение —».

Мимо проходили люди, украдкой бросали на него взгляд. Прошел один с чемоданчиком. Должно быть, вызвали врача. «К чему? – подумал Андрес. – Исколют ему руки и грудь, станут вводить корамин, доказывая полную свою бесполезность, примутся трясти, раздевать, унижать». Ему хотелось вернуться и прокричать им, что этот человек уже мертв. Все это прекрасно знали и все-таки надеялись, что это простой обморок, не более.

– Я становлюсь старым, – прошептал Андрес. – И сентиментальным.

Со своей ступеньки он видел людей, покупавших книги, видел Артуро, трудившегося в своем отделе. Снова открыли двери, как будто тумана стало меньше, но с улицы уже не доносились прежние шумы. Прошел продавец Освальдо с тем самым стаканом воды. Андрес видел, что стакан полон. «Странно, что он не додумался выплеснуть его в ванночку». В голову пришла ужасная мысль: может, они положили в ванну мертвеца, чтобы он очухался. «Ну конечно, и форма у него подходящая». «Ars moriendi» [81] Искусство умирать ( лат .). , однако умирать – вовсе не искусство. «В тот день я узнал, что уже умирал не однажды —», так отчетливо, безо всякой торжественности; это не спектакль, как сны, это легкий переход, легкий, как птица: смерть повторяется —

возвращается —

«Гнить еще раз, сгнить столько раз, сколько она вернется. Принудительное освобождение на определенное время – к солнцу» —

«Шантаж души, какая чушь, – подумал Андрес. – Трубы воскресят тела. Разве не так сказано? Из них – все солнце, весь космос. Каждая смерть отрицает мир: я – не есть моя смерть, я есть мир, и я его утверждаю, как апельсин утверждает солнце. Я не есть моя смерть: я отбрасываю ее в глубину моего существа, в такую далекую даль, что неизвестно, где она; это мой предел, а поскольку предел моего тела не есть мое тело – хотя и вычленяет его из воздуха и делает его сущим —».

Он был готов поклясться, что эта круглая шляпа в отделе прозы, —

но ее уже не было видно.

«Умереть – это как писать, – думал Андрес. – Да, дорогой Паскаль, да, каждый умирает в одиночку». Он вспомнил свои первые литературные опыты, свои первые неуклюжие рассказы. И как он потом обсуждал их с товарищами: и мысли, и постановку вопроса; вспомнил всю ту атмосферу. А потом он писал пьесу и пил горький мате ночами, иногда черный кот сидел у него на коленях, такой чужой, но такой теплый. А он один на один с чистым листом бумаги, без свидетелей. Как в минуты смерти – ведь служащие не видели, как тот человек умирал, видели только, как он падал. А может, в этот миг он был с людьми, думал о ком-то; а может, последним промелькнувшим перед ним образом был корешок книги или торопливый цокот каблуков за спиной. «Если бы хоть одна книга могла подняться до высокого достоинства смерти, – подумал Андрес, – или наоборот —». Вот оно, искушение метафорой, смерть просто приглашала объять ее словом, увести с улицы, наделить ее свойствами, дабы отринуть отрицательное.

Ну конечно, он опять тут. Что за совпадение. И Артуро разговаривает с —