Катерина не без ядовитой ехидцы рассказывала соседкам, что Александра Ивановна подсаживает Алену поближе к телевизору, когда идет программа модного экстрасенса, вытравляющего людские болячки огнем своего сатанинского взгляда. То одним ушком поворачивает внучку к экрану, то другим, а то вперед пестрыми глазками.
Изольда незаметно подложила подруге молитвослов. Специально в церковь зашла и купила. Александра Ивановна выучила «Отче наш», купила лампадку и, стесняясь, подвесила за иконой и посудным шкафом. Иконы нынче висели в любом доме, и никто хозяев в религиозности не подозревал — просто мода такая, а если лампадку увидят, то это уже слишком, могли сказать, что совсем Александра Ивановна стала набожная.
Ей захотелось исповедаться в церкви. Исповедь она понимала по-своему и не думала об отпущении грехов, а внешнюю сторону таинства представляла так, как видела в недавнем фильме. Полагала, что священник с мудрыми проникновенными глазами посмотрит на нее внимательно и отошлет к закрытой темными портьерами двери — все равно что в кабинку междугородки, только двери не стеклянные. И тогда она сядет на стульчик в кабинке и поговорит сама с собой, точно зная, что ее слушают и понимают. А после того, как она уйдет, задумчивый священник перескажет Богу все, о чем она говорила. Ведь кто же он такой, как не посредник между Господом и человеком?
Но здесь все было не так. Не было видно кабинки, и священник к ней сам не подошел. Александра Ивановна тихо ушла и решила исповедаться Господу дома, напрямую, даже дверь заперла на два оборота и телефон выключила, чтобы побыть с Ним наедине. С тех пор ежевечерний разговор с Богом стал привычкой. Обращаясь к неземному мальчику и стараясь обойти взглядом Богородицу, Александра Ивановна вначале быстренько проборматывала «Отче наш», как «Сим-сим, откройся», словно поворачивала ключик в двери, ведущей к Нему. Затем обстоятельно и долго докладывала о некоторых событиях своей жизни, о политических и международных новостях и просила счастья и здоровья Аленушке и всем хорошим людям на Земле. Прислушиваясь к звукам извне, заканчивала своеобразное собеседование несколько «поздравительно»:
— И Тебе здоровья и счастья в личной жизни, Господи.
Она не сомневалась, что Бог, как все в мире и космосе существа, имеет свою частную жизнь. «Потому что, — думала она, — если Бог существует, следовательно, он живет».
Катерина часто ругала Александру Ивановну за то, что она, несмотря на патологическую брезгливость, в жалостливом порыве может привести в дом какую угодно жуткую бомжиху, накормить, одеть и еды с собой дать. Правда, ворчит и перемывает после этого дом с хлоркой, но ведь не проходит и месяца, как опять кого-нибудь тащит!
— И ведь ни разу пока ничего не украли, — удивлялась Катерина и убежденно добавляла: — Но украдут, обязательно украдут!
У Александры Ивановны были знакомые побирушки, которые раз в месяц приходили, как часы, а свежеиспеченными пирожками она угощала всех ребятишек двора…
Голос у Катерины был бисерный, мелконький, с визгливыми проблесками нервного хохотка. И не узнать по ней, когда врет, когда правду говорит, артистка еще та — все, что угодно, лицом и голосом скроет.
Только грех зависти утаить Катерине было физически трудно. От зависти у нее начинало дергаться лицо. Вообще-то лекарство от этого своеобразного нервического заболевания у нее было, и пользовалась она им неоднократно. Заключалось средство в нескольких обидных словах. Бросит их будто ненароком — и лицу прямо на глазах легчает.
Центральной темой ее разговоров была любовь — своя, чужая, абстрактная, и все, что с нею связано. Забегала к Александре Ивановне на пять минут и, как удав, заглатывала несколько часов соседкиного времени.
Несмотря на то что бабушка все в доме предпочитала делать сама, Алена росла вполне самостоятельной. У Александры Ивановны терпения недоставало смотреть, когда внучка по своему почину принималась мыть полы. Изольда хвалила, а бабушка отворачивала лицо в досаде: «Только грязь размазала», но виду не подавала ни той, ни другой. Аленка засыпала рано и, стараясь не стучать, чтобы девочка не почувствовала вибрацию, Александра Ивановна тихонько перемывала полы. Но упрямая Алена постепенно научилась отмывать все чисто-начисто до плинтусов и ножек стульев и кастрюли любила до скрипа выскоблить, как бабушка. Новогоднюю елку с малых лет тоже сама украшала. Повесит игрушки на один бок, елка кривая, а она стоит — любуется. Зато — сама!
Читать дальше