Жан Кокто - Ужасные дети. Адская машина

Эти зрители — Поль разглядел их там, за окнами.

В то время как Агата, обмирая от ужаса, молчала и смотрела на окровавленный труп Элизабет, он разглядел теснящиеся к проталинам инея и наледи красные носы, щеки, руки снежного боя. Он узнавал лица, пелерины, шерстяные шарфы. Он искал Даржелоса. И лишь его одного не видел. Увидел только его жест, его гигантский замах.

— Поль! Поль! Помогите!

Агата склоняется над ним, вся дрожа.

Но чего она хочет? Что ей нужно? Глаза Поля угасают. Паутинка рвется, и ничего не остается от отлетевшей детской, кроме мертвенного запаха и маленькой дамы на спасательном плоту, которая уменьшается, удаляется, исчезает.

Перевод с французского Н. Шаховской

Я часто повторял: «Ничто не может одновременно быть и казаться чем-то». Подобное кредо теряет точность, когда речь идет о театре — весьма сомнительном колдовском действе, в котором то, что кажется царствует подобно иллюзорным объемам итальянских плафонов. Однако никто так не владеет тайнами этого колдовства, как Кристиан Берар, когда он противопоставляет всякому реализму и всякой стилизации чувство самодостаточной правды, той правды, что высокомерно отрицает реальность. Единственная цель такой неподражаемой методы — попадать в десятку при каждом выстреле.

Вначале именно ему я написал благодарственное посвящение, но, в сущности, не стоит ли всем нам объединиться и посвятить совместную работу Мари-Лор и Шарлю де Ноайям, странному семейному союзу, художникам, что обладают редким гениальным даром, как я сказал бы, гением души.

…до такой степени, что я более не мыслю (что же мой мозг, не заколдованное ли он зеркало?) такой красоты, в которой не имелось бы несчастья.

Я, как и все мои друзья, не раз пытался замкнуться в некой системе и проповедовать свободно, не выходя за ее рамки. Но всякая система — род проклятия… И я вернулся, чтоб найти себе прибежище в безупречной наивности. Там обрело покой мое философическое сознание.

Шарль Бодлер

Боги существуют — это дьявол.

Ж. К.

Действующие лица:

Эдип— Жан-Пьер Омон

Анубис— Робер ле Виган

Тиресий— Пьер Ренуар

Креонт— Андре Моро

Призрак Лайя— Жюльен Барро

Молодой солдат— Ив Форже

Солдат— Робер Моор

Командир— Ромен Буке

Вестник из Коринфа— Марсель Киль

Пастух Лайя— Луи Жуве

Мальчик из народа— Мишель Монда

Голос— Жан Кокто

Иокаста— Марта Ренье

Сфинкс— Люсьена Богерт

Матрона— Жанна Лори

Антигона— Андреа Сервиланж

Девочка из народа— Вера Фар

«Адская машина» была впервые представлена в театре Луи Жуве («Комеди де Шанз Элизе») 10 апреля 1934 года. Декорации и костюмы Кристиана Берара.

Голос. «Он убьет своего отца. Он женится на своей матери». [1] В книге никак не озаглавлено, однако по сути является ПРОЛОГ-ом к пьесе.

Чтобы не дать сбыться пророчеству Аполлона, царица Фив Иокаста оставляет своего сына на горе, пронзив ему предварительно ступни и связав их. Пастух из Коринфа находит младенца и относит его Полибу. Полиб и Меропа, царь и царица Коринфа, оплакивали бесплодность своего брачного союза. И вот ребенок, не тронутый медведем и волчицей, Эдип, что значит «пронзенные ноги», падает к ним на руки с небес. Они его усыновляют.

Став юношей, Эдип идет к Дельфийскому Оракулу.

Бог говорит: «Ты убьешь отца и женишься на матери». Итак, необходимо бежать Полиба и Меропы. Боязнь отцеубийства и кровосмесительного брака ведет его навстречу судьбе.

Эдип скитается, и как-то вечером, на перекрестке Дельфийской и Давлийской дорог, он встречает кортеж. Одна из лошадей его сбивает с ног; он вступает в ссору; один из слуг ему угрожает; Эдип в ответ заносит палку. Удар приходится на голову хозяина. Мертвого старца зовут Лай, он царь Фив. Так совершилось отцеубийство.

Боясь попасть в засаду, обезглавленный кортеж пустился в бегство. Эдип же ни о чем не подозревает и идет своей дорогой. Ведь он так молод, полон надежд, и происшествие он вскоре забывает.

Однажды, на привале он узнает о страшном бедствии — о Сфинксе. Сфинкс, «Крылатая дева», «Поющая псица», уничтожает цвет фиванской молодежи. Чудовище дает загадку и убивает всякого, кто не найдет разгадки. Царица Фив Иокаста, вдова Лайя, предлагает руку и царский венец победителю Сфинкса.