Изочка каждый день мыла маму, подкладывала под нее клеенку, сухие прогретые пеленки и бежала на ближнее озерцо стирать посеревшее белье и мокрые прокладки с разводами крови. Зеленые ободья ряски на зацветшем озерце начинали медленно колыхаться, когда она убирала тину рядом с мостками. Изочка не шла к речке, где текла чистая прозрачная вода, не хотела надолго оставлять маму одну.
Глядя на разом повзрослевшую, осунувшуюся от забот дочь, Мария просила: «Господи, скорей…» А прожила она еще лето и осень.
Мамы не стало ранней зимой следующего года, когда после первой снежной бури внезапно переломилась и огненными пулями ягод расстреляла сугроб за окном ее любимая рябинка.
В гробу, поставленном на две табуретки, Мария лежала такая умиротворенная, будто хорошо отдохнула и вот-вот встанет. С лица сошла болезненная одутловатость, бледная кожа обтянула впалые щеки, и четкие полукружья бровей казались нарисованными под высоким разглаженным лбом. Мария была похожа одновременно на себя прежнюю и на незнакомую девочку. На строгую старенькую девочку в серебристой короне кудрявых волос…
Синее шерстяное платье с белым вязаным воротником, которое она надевала по праздникам, теперь оказалось ей большим, и пришлось сделать сборку в поясе. На тонкой шее под заострившимся подбородком, подвязанным бинтом, глазасто поблескивала низка мелких бус из камня кровавика. Изочка сама закрепила крохотный замочек украшения. Она бы вдела в мамины уши и серебряные серьги, но за день перед смертью Мария велела ей сохранить подарок Степана и Майис.
Соседки напекли блинов. Изочка сидела на кровати и некстати замечала блинные кружевные оборочки, пометки на косяке двери, оставленные маминой рукой, — так она каждый год измеряла Изочкин рост, зашторенное новой простыней зеркало возле умывальника и разные другие мелочи. Она не хотела, не могла думать о главном, невозможном и непостижимом, противоречащем обычному земному порядку вещей и живых существ: вот лежит Мария, но ее больше нет.
Прошли негромкие похороны. До полуночи возле маминого гроба вместе с Изочкой просидел Гришка. Он не плакал, но как-то странно дрожал всем телом, словно озяб, хотя в комнате, несмотря на полную колотого льда ванну под гробом, холодно не было.
Перед рассветом уставшую плакать Изочку сморил тяжелый сон. Вдруг резко грохотнуло, и с шумным клекотом разлетелись в стороны черные хищные птицы, собравшиеся к изголовью и выкаркивающие ужасное слово «невермор» из стихотворения Эдгара По. Его когда-то читала вслух Мария…
Изочка протерла глаза — нет никаких птиц, один дядя Паша, горбясь за неприбранным столом, сливает в кружку капли из захватанных пальцами стаканов. Она подошла к нему, положила руку на большую косматую голову. Дядя Паша с трудом повернулся и, подняв испитое, небритое лицо с щелочками воспаленных глаз, неузнаваемо изменившееся за три дня, прохрипел:
— Я… ее любил…
Сказав это, он упал на стол, со звоном сметая тарелки с объедками, и затрясся безмолвно и страшно.
…Прошло много зим, людей и дел.
Приглашение на конференцию, посвященную 55-летию депортации, проходящую во Дворце культуры, Изольде прислали официально как дочери спецпоселенцев. Место и время совпали: именно в Доме культуры Изольда руководила молодежной театральной студией.
Она забежала в свой кабинет всего на минуту, чтобы ознакомиться с переданной ей перед конференцией копией документа, но теперь, с бьющимся сердцем вчитываясь в содержание, никак не могла заставить себя подняться с места. Это была не просто страшная в своей правдивости «Инструкция о порядке проведения операции по выселению антисоветского элемента из Литвы и Эстонии», не просто страница истории. Перед нею открывалась Глубоко засекреченная когда-то страница жизни родителей, которую старалась скрыть от нее даже мама…
Даже мама, стыдящаяся за тех, кто придумывал и осуществлял подобные инструкции, мама, каждый день и час дрожащая от страха, больше всего на свете боявшаяся, что на ее Изочку перейдет и набросится тень обвинения ни в чем! О, этот вечный стыд, этот непреходящий страх!..
«…ввиду того, что большое количество выселяемых должно быть арестовано и размещено в спецлагеря, а их семьи следуют в места спец-поселений, необходимо операцию по изъятию как выселяемых, так и глав семей проводить одновременно, не объявляя о предстоящем разделении. Предупредить глав семей о том, что личные мужские вещи надо складывать в отдельный чемодан для последующей санобработки…»
Читать дальше