Беппе Фенольо - Страстная суббота

— Я люблю тебя, — сказал он громко. — Иди и не заставляй меня больше повторять, что я тебя люблю.

Всю дорогу к реке Ванда чувствовала себя счастливой. Когда сквозь деревья замелькала вода, Этторе стал серьезным и спросил Ванду, помнит ли она, когда они были здесь в последний раз.

— Весной, — с готовностью ответила она. — Разве ты не помнишь?

— Нет.

— Правда?

— Я же сказал: нет.

— Ты разве не помнишь, как мы пришли сюда в субботу вечером и устроились на самом краю обрыва, чуть двинешься посильнее — и свалишься в воду. Не знаю, что тебе пришло в голову, только ты сказал: «Пусть все души утопленников видят нашу любовь». Я испугалась и убежала, а ты догнал меня и… побил.

Он посмотрел на воду и сказал:

— Помню. Я ненормальный. Но в этом виновата ты и еще что-то, что живет в твоем теле.

Они стали выбирать место на берегу реки, чтобы усесться. Он опустился рядом с ней и ощутил, как его пробирает дрожь, словно ее нездоровье передавалось и ему.

Он стал смотреть на воду — чувствовалось, какая она студеная.

— Посмотри, пожалуйста, на меня, — попросила Ванда, — ты глядишь только на реку.

Этторе взглянул, и руки у него сами собой пришли в движение; чтобы как-то занять их, он полез в карман за сигаретами и спичками.

Она тронула его за локоть.

— Не кури. Можешь меня поцеловать.

— Поцеловать, — повторил он. — Что такое поцелуй для людей, которые зашли уже так далеко, как мы?

Ванда опустила голову.

— Не обижайся. Пойми меня правильно. Я хочу тебя, целоваться мне очень приятно, но уже мало.

Все же он поцеловал ее, хотя теперь она этого и не хотела. Они целовались, и Этторе уже не думал о сигарете.

Потом попросил:

— Позволь мне…

Она покачала головой.

— Я хочу приласкать тебя немного, где можно.

— Нет.

Он замолчал, а у нее на глазах блеснули слезы.

Этторе перевел взгляд с реки на поля и увидел, что их заволакивает туман.

Ванда тоже следила за продвижением туманной пелены. Она застегнула воротничок жакета и сказала:

— Наступают холода.

Он кивнул:

— Плохо нам будет зимой.

Она спросила:

— Что же нам делать, милый? Кругом грязь, и снег скоро выпадет.

Он не ответил.

— Будешь водить меня в гостиницу?

Он сделал отрицательный жест.

— И мне это не нравится, — сказала она. — Но как же быть? Зима такая длинная, я не смогу столько ждать, не смогу! — В отчаянии она уцепилась за его рукав.

— Не надо, — процедил он сквозь зубы, — успокойся, я страдаю не меньше тебя, но я же сдерживаюсь.

Помолчав немного, он сказал:

— Знаешь, надо положить этому конец.

Она испуганно взглянула на него.

— Поженимся, — пояснил Этторе, — и у нас будет своя кровать.

— Кровать, — подхватила она взволнованно, — широкая-широкая и низкая-низкая.

— Кровать, — сказал он со злобой.

Она посмотрела на воду и спросила:

— Когда ты на мне женишься, Этторе?

— Дай прикинуть. — И он стал думать о своей необычной работе и о деньгах, лежавших у Дзеку.

Она ждала, наконец не выдержала:

— Ну?!

— Мы поженимся будущей осенью. Как ты думаешь, неплохо сыграть свадьбу осенью?

— Твой химик придет? — спросил Бьянко.

— Придет, но он ровно ничего не знает, — ответил Этторе, — он думает, что мы поедем в Т. Мне повезло, я застал его в кафе, он ждал попутную машину в Т. Он поймет, в чем дело, только на развилке, когда мы свернем не налево, а направо.

Бьянко положил в машину портфель, туго набитый деньгами.

— Он не поднимет шума? Мне это ни к чему.

— Да нет, он и не пикнет, будет молчать как миленький и сделает все, что ему велят: он ведь совсем спился.

Бьянко спросил:

— Неужели нельзя было найти никого, кроме этого вшивого алкоголика?

— Фараон, конечно, вшивый алкоголик, ты прав, но никто здесь так не разбирается в химии, как он. Многие фармацевты, у которых водятся денежки, дорого дали бы, чтобы знать столько, сколько он.

В ожидании Фараона они сели в машину: Этторе — за руль, Пальмо — рядом с ним, а сзади — Бьянко, оставивший место для Фараона. Пришел химик, и пока он без конца благодарил Бьянко, Этторе смотрел на его старенький коричневый плащ и думал, что в горах Фараону придется лязгать зубами.

Машина тронулась. Они мчались по равнине на большой скорости по направлению к Альпам.

Немного погодя Бьянко спросил Фараона:

— Зачем ты едешь в Т.?

— Дело невеселое. Еду в последний раз повидать сестру.

— Что с ней?

— Диабет ее губит. Но она сама во многом виновата, вовремя не лечилась, хотя и могла — ведь она не то, что я: у нее и семья есть, и деньги. Не лечилась, и дело дошло до того, что у нее открылись язвы. Ну, да вы люди молодые, и рассказы об этих болезнях не для вас. Разрешите еще раз поблагодарить за то, что вы взяли меня с собой.