Василий Голышкин - Большая починка

— А он кто, Мацук? — спросил Мишка-толстый.

— Жулик, — ответил дядя Толя. — На целине кассиром был. Совхоз десять тысяч заработал, а он украл. Рабочих без зарплаты оставил. Потом валютчиком стал. На советские деньги иностранную валюту скупал: доллары, франки, иены… Кто Мацука последним видел?

— Я, — отозвался от двери чей-то голос.

Ребята вздрогнули и, как по команде, обернулись. Возле неприкрытой двери стоял Юра Ермолаев, свесив набок рыжую дыню головы, и смотрел на них с таким видом, как будто не ожидал здесь никого встретить. Он и не ожидал этого.

Выбрав самую короткую дорогу — через рынок, он думал поспеть на сбор раньше всех. Пришел, а отряд тут. Ну не чудеса ли?

— Где? Когда? — наскочил на Юру участковый.

— На базаре, — сказал Юра Ермолаев. — В «Москвиче». Колбасу покупал.

— Прямо в «Москвиче»?

— Да. Подогнал к ларьку и покупал. Очередь ругалась: «А еще в «Москвиче».

— Цвет? — спросил участковый, нетерпеливо щелкнув пальцами.

— Чей? — осведомился Юра. — Мацука?

— «Москвича»! — крикнул участковый.

Юра задумался.

— Ее цвет, — сказал он, ткнув пальцем, — Олин.

Сестры-близнецы вспыхнули, как сообщающиеся сосуды. Ну, Ермолаев, погоди. Сестра Оля с «Москвичем» одного цвета? Покажут они тебе этот цвет!

— Ясно, — сказал участковый, не сводя взгляда с Олиной кофточки, — сиреневый. А был оранжевый. Вот он, значит, почему скрывался. «Москвича» перекрашивал. Куда поехал, не заметил?

— Заметил, — сказал Юра, — по Смоленскому шоссе, а что?

Его вопрос повис в воздухе.

Участковый застегнул китель и вышел. Его проводили тревожными взглядами.

— Это еще не все, — сказал Егор Егорович, привлекая внимание ребят. — Вчера ночью был похищен гроб «золотой Старухи».

Все головы, как стрелки на магнит, повернулись в сторону говорившего: старухи? Какой старухи? Почему золотой? Для чего похищен?

Егор Егорович потребовал внимания и стал отвечать. Два-три волшебных слова, и воображение, чудесная машина времени, перенесла ребят на полвека назад. Тот же Зарецк, тот же дом, тот же кабинет, а в кабинете только одно из действующих лиц знакомо ребятам — Егор Егорович, моряк-черноморец. Остальные: князь Галицкий, лакей Мацук — никому из присутствующих здесь неведомы.

Моряк-черноморец от имени революции велит князю сдать сокровища.

Князь молчит.

Моряк-черноморец настаивает.

Князь продолжает хранить презрительное молчание.

Моряк-черноморец хватается за парабеллум.

Князь отвечает что-то по-французски и велит лакею перевести.

Лакей падает на колени.

«У пса под хвостом, — истерично хохочет князь, — у пса под хвостом».

Князя уводят.

Место действия меняется. Ночь. Собачье кладбище. Пустой гроб, вскрытый по доносу лакея: сокровищ нет.

Проходит полвека.

Тот же Зарецк. Тот же дом. Тот же кабинет. В кабинете только два действующих лица, но оба знакомые: Егор Егорович и Суматоха. Второе лицо требует от первого вскрытия святых мощей святой карлицы.

Голос Егора Егоровича возвращает ребят из путешествия в давнее и недавнее прошлое. Тот же дом. Тот же кабинет. Все действующие лица знакомые.

— Я ей про закон, Суматохе, нельзя, мол, без надобности предков тревожить, а она про гурманов.

— Про чего? — фыркнула Оля.

— Про гурманов, — усмехнулся Егор Егорович, — сладкоежек.

— А при чем тут… — Воронок плюнул.

— Вот именно, причем? Это она гурманов с эксгумацией спутала.

Сидящие зашептались: незнакомое слово. Егор Егорович уловил шум.

— Эксгумация, — сказал он, — это когда могилы вскрывают в судебных целях. Я ей, Суматохе, про закон, а она мне про знак…

— Знак? — насторожился Саша Павлов.

— Вот именно, — сказал Егор Егорович. — Знак ей святая карлица подала. Конверт вскрыла.

— Это не она подала, — мрачно сказал Саша Павлов. — Это я. Я конверт вскрыл. Посмотрел, что там.

— Ты? — удивился Егор Егорович. — Поздравляю, чудотворец Александр, как тебя дальше?

— Павлов.

— Вот именно. Чудотворец зоны «Восток-1» Александр Павлов.

Пионеры засмеялись. Но Егор Егорович смотрел строго, и смех погас.

— А потом не до смеха было, — сказал он. — Потом, когда вы с Мацуком в прятки играли, — Егор Егорович сделал паузу, и семеро — все звено Мишки-толстого, кроме самого командира, — опустили понуро голову, — пришел Миша Онуфриев и принес это. — Егор Егорович взял со стола бумажку и прочитал: — «Прощай, Старуха золотая, ты доброю была, когда была ты молодая…»