— Ожил! Ожил твой летчик! Зайди хоть посмотри на него!»
Тамара торжествующе бегала вокруг стола.
— Ну что! Взял? «Зря рисковала»! — передразнила она. — А вот и не зря! Вот и спасла человека. Читай дальше!
Кажется, впервые я задумывался над тем, почему Боря всякий раз безропотно подчиняется Тамаре. Она подавляла его своей энергией, напористостью, безапелляционностью суждений. Когда мы оставались одни, он вдруг находил аргументы в споре с ней, пытался задним числом возражать, не соглашаться. Но стоило им встретиться и Тамаре высказать свои суждения, как он капитулировал. Вот и сейчас он безропотно подчинился ее требованию. Читать так читать. Это даже интересно.
— «Так и на этот раз миновала Алексея Решетова смерть.
Героического в судьбе этого человека хватило бы на несколько жизней. Но, чтобы понять Решетова сердцем, нужно вернуться в то горячее время, когда все ребячьи мечты были в небе. «Комсомолец — на самолет!» — так звал комсомол. «Трудовой народ — строй воздушный флот!» — так звала партия. «Все выше, все выше и выше стремим мы полет наших птиц!» — так пела вся страна.
И все мальчишечьи мечты были в небе».
— Послушай! — остановился на этой фразе Борис. — Чего ты так расходилась, расхвасталась? Ведь это вовсе не про вас, девчонок, написано. Тут все про мальчишек. Про нас! Вот послушай: «И все мальчишечьи мечты были в небе». Ну что? Съела?
Тамара с презрением отвернулась от него:
— Болтун ты. Тебя просишь, как человека, почитать, а ты антимонию разводишь. Мне лучше знать, про мальчишек или про девчонок. Я уж десять раз все прочла.
— Зачем же еще читать?
— Чудак! Для тебя! — убежденно произнесла Тамара. — Разве неясно? Ну, не томи меня, читай.
— «И все мальчишечьи мечты были в небе, — повторил Борис фразу, на которой он остановился. — Поэтому сцена, разыгравшаяся в кабинете начальника одного из летных училищ, была довольно обычной по тем временам. Хозяин кабинета с ромбами на петлицах устало убеждал насупившегося, переминавшегося с ноги на ногу паренька:
— Да пойми же ты, Решетов, пойми! Не могу я нарушать порядок. Через год — пожалуйста. Приходи — примем… Что молчишь? Ну объясни ты ему, комиссар, — обернулся он к человеку, который рядом с ним склонился над какими-то бумагами.
Тот поднял голову:
— А знаешь, здесь действительно случай особенный, — комиссар легонько постучал ладонью по папке с документами, — я уж не говорю про рекомендации с работы, из вечернего техникума. Но он ведь по комсомольской путевке… А вот разгадка, что возраста не хватает, — он потряс в воздухе какой-то справкой. — Аэроклуб за несколько месяцев окончил. Не-е-т, тут дело серьезное.
— У них у всех дела серьезные… — генерал заходил по кабинету из угла в угол. Молча. Потом снова комиссару: — Характер у тебя, брат, мягкий… В общем, смотри: отвечать вместе придется. — И тут же засмеялся вдруг облегченно, будто от ненужной тяжести избавился. Обнял Алексея за худенькие плечи и слегка подтолкнул к двери: — Летай, комсомол!..»
Борис читал уже с увлечением. Он забыл и о санитарке, и о раненом летчике, и о споре с Тамарой. Его волновала судьба Алеши Решетова. И Тамара успокоилась, поставила стул поближе и заглядывала в текст из-за Бориного плеча.
— «Диплом об окончании училища через несколько лет вручил Решетову тот же генерал.
— Рад, что не ошибся в тебе, — сказал он и снова, как и в первый день, по-отцовски обнял за плечи. — Хорошо должен летать. И назначение тебе — особое…
Алексей попал в группу летчиков, впервые в стране осваивавших ночные полеты. Летал он на истребителе И-153, который в народе любовно называли «Чайкой».
Утром 22 июня 1941 года Алексей одним из первых взлетел по тревоге. Он вел машину с одной неотвязной мыслью: «Что это? Война или провокация?»
Вот они, самолеты фашистов. С длинными, широко расставленными шасси. С непривычными еще для глаза черными крестами на фюзеляжах.
…Трудно пришлось Алексею в первом бою. Это был яростный бой. В нем Решетов ощутил святые чувства: презрение к смерти и ненависть к врагу. Но и торжество победителя испытал он в эти минуты, когда задымился первый сбитый им Ю-87. Задымился и свалился в беспорядочный штопор.
Было это 22 июня сорок первого года в первые минуты войны.
Так началась боевая жизнь Алексея Решетова. А дальше — вылет за вылетом. И горечь отступления. И, словно бритвой по сердцу, скупые сводки Совинформбюро.
Особенно запомнились воздушные сражения под Валуйками, где он потерял своего боевого побратима Женю Жердия.
Читать дальше