Борис Могильнер - Березонька

— Погоди-ка, что там за возня? — испуганно спросила Хайчик мужа, держа на руках Давида.

Егудо приподнял занавеску на окне: в брезжущем далеком зареве он увидел соседа, приближающегося к его дому. В руках у него была палка, а из-под кушака виднелся топор.

— Что, дождались? Глупцы! Болваны! Дурни! — донеслось до Егудо.

«Действительно, конец света, если уж сосед, с которым они всегда жили в мире, лезет как разбойник, — подумал Егудо, беря в руки винтовку. — Выхода нет, надо защищаться».

— Ну? — нетерпеливо спросила Хайчик. — Ты кого-нибудь видишь?

Егудо кивнул головой и решительно сказал:

— Будем сопротивляться. Иначе не спасемся.

Через несколько секунд Егудо стоял уже на крыльце.

— Поворачивай отсюда, — попытался он остановить соседа. — Иначе худо будет.

Но тот как будто не слышал.

— Стой! — закричал Егудо. — Стрелять буду!

Сосед заметил винтовку в руках у Егудо, остановился в изумлении:

— Вот болван! Трижды истукан! Черт побери! Еще успеешь пострелять по врагам. Эх, Юдко, Юдко! Стыдись! Как ты мог подумать, что я собрался грабить вас… Я?! Фе, не ждал такого. Ну да ладно. Некогда ругаться. Почему не ушли?! Я же вас предупреждал!

— Не успели. Сейчас мы исчезнем…

— Опоздали. Петлюровцы орудуют на нашей улице. Слушай меня внимательно. Чуешь? Все твои — ко мне в подпол. В погреб! Понятно? Ну? Марш! Ружье не потеряй, еще пригодится…

К дому резника подъехал петлюровец на доверху нагруженной подводе. Бандит спрыгнул на землю, оглянулся, по-хозяйски подошел к окну передней и так стукнул кулаком, что полетели стекла.

— Эй, не трусьте, я сейчас добрый, — пьяно похвалялся разбойник. — Вон сколько у меня добра — целый воз. Можете убедиться. Только соли нет у меня. Мне ничего больше не надо. Лишь соли. Вы мне дадите соль, я вам — жизнь.

Петлюровец несколько мгновений прислушивался. Никто не ответил.

— Вот жидяры проклятые, забились в свои щели и молчат. Обмен их не устраивает. Жизнь для них — цена неподходящая.

Он недовольно забрался на крыльцо, ткнул сапогом в дверь и вошел в дом. Какое-то время из дома доносился стук и грохот. Выйдя на крыльцо с пустыми руками и с недовольным лицом, бандит увидел соседа Егудо.

— Эй, человече, — крикнул он. — Не знаешь ли ты, куда яврейчики подевались?

— Черт их знает.

— Может, они у тебя под полою сидят?

— Пощупай.

— Охоты нема. В другой раз, — махнул рукой грабитель и медленно направился к возу. Забравшись на него, потянул вожжи, и сытые кони весело сорвались с места.

Изломанная молния на миг разрезала небо. Чуть позже, где-то рядом с больницей, прогремел гром.

Клара Борисовна тяжело дыша посмотрела на сына:

— Отцу твоему все-таки пришлось выстрелить из того ружья. Потом…

— Что ты сказала?

— Так себе. Старая история припомнилась. Чудо, что ты остался живым.

— Когда, мама?

— Во время Петлюры. Ты был еще совсем малюсеньким, но крикун большущий. Прячась от бандитов, я все время ладонью прикрывала тебе рот, чтоб ты нас не выдал. Я была в таком состоянии, что могла запросто задушить тебя. Потом меня свалил тиф. Моя мама Малка вытащила нас с тобой с того света. Вечная незаметная титаническая работа матерей — жизнь давать, жизнь сохранять. Вижу как в тумане: вот она тебя подносит, твоя бабушка Малка, ко мне — сосать, а я — в жару, почти без памяти, отталкиваю тебя изо всех сил. Она плачет и уговаривает меня, чтоб я не была злой змеей, и что ты думаешь — я слушаю и от этого счастлива. В те бессонные ночи она, моя мама, твоя бабушка Малка, наполовину потеряла зрение. У нее воспалился глаз и полностью вытек. Ей некогда было думать о себе — она боролась за наши с тобой жизни.

Стоять между сыном и внуком у окна, ощущать их, слышать их голоса, их дыхание, вместе с ними глотать свежий воздух — что может быть лучше? Клара Борисовна провела бы всю оставшуюся жизнь вот так, беседуя с дорогими ей людьми. Она знала, что и они довольны, чувствовала, что им хорошо с нею. Так же как и боли, которые то возникали, то исчезали, мысль о неизлечимом недуге не давала покоя. Привыкнуть к ней, очевидно, невозможно. Клара Борисовна очень опасалась, как бы ее парни сызнова не коснулись этой темы. Клара Борисовна вовсе не уверена в том, что при этом она не разрыдается. Как при этом поведут себя мужчины, она не знала. На сегодня для них переживаний более чем достаточно, поэтому она строго, даже сердито, заглушая дрожь в голосе, произнесла:

— Теперь, ребята, домой…