Борис Могильнер - Березонька

— Ты попросту устал, дорогой мой, — принялась она утешать. — Отдохнешь, и все встанет на свои места.

— Нет, ты ничегошеньки-то не знаешь. Я всегда был слабак. С младенчества. Товарищи меня всегда поэтому и били. Отец с матерью тоже ничего не знают. Я скрывал от них. А способностями моими нечего кичиться — так себе, средненькие. Если я и добился чего-либо, так это только благодаря своему упорству. Где кому-нибудь достаточно часа, я трачу три. На черта он мне нужен, этот университет?

У Клары Борисовны затряслись руки. Очевидно, Леонтик не просто устал. Мало ли испытаний пришлось ему испытать за короткую жизнь? Беременная Дуся совсем не считалась со своим положением. Ей везде надо было поспеть: на лекции, в библиотеку, занять место в столовке, отстоять очереди в магазинах. Разве все это не действовало, не влияло на будущего человечка? Студенткам нельзя беременеть. Но уж коль так случилось, Дусе следовало б сразу перебраться на Привольный переулок. Здорово проморгали мы. Ну а потом, эти четыре полуголодных военных года? А годы, долгие годы безотцовщины? А потом это клеймо — «сын врага народа». Одному только богу ведомо, как Леонтик справлялся с такими перегрузками…

На другое утро Клара Борисовна не будила Леонтика, позволила спать, сколько хочет. В университет он не пошел — послушно побрел вместе с бабушкой в поликлинику. Неделю целую врачи исследовали его, пока не выяснили, что у него сердце намного меньше по размерам, чем оно должно быть в его возрасте, — в медицине такое называется капельным, оно не справляется со своими обязанностями. Состояние парня неопасное, однако перерыв в учебе сделать придется.

Леонтик получил годичный академический отпуск.

В Мирославле, у родителей, он с наслаждением отсыпался несколько недель. Но вскоре это ему надоело. Он стал подыскивать себе работу. Однако желание потрудиться повисло в воздухе. Леонтику разъяснили, что по состоянию здоровья работа ему противопоказана. Сейчас самое главное для него — лечение, и лучшее лекарство — покой. Вся возня вокруг него вызвала у Леонтика глухое внутреннее сопротивление.

Состояние у парня было подавленное, а это могло плохо отразиться на психике. Родители понимали это, но все же надеялись, что все будет хорошо. Они продолжали настаивать на дальнейшей учебе, хотя и сознавали, что в этом случае возможны серьезные осложнения. И они обнаружились. Правда, некоторое время спустя, когда Леонтик вернулся в Казань, к занятиям он приступил охотно. Телеграммы в Мирославль шли лаконичные. Первая: «Встретили меня очень хорошо». Вторая: «К ректору идти не надо — декан все сделает сам». Третья: «Завтра будет приказ». Четвертая: «В списки зачислен». Последняя с восклицательным знаком: «Студенческий билет получил!»

В письмах бабушки родителям сквозила тревога. Ее беспокоило, как Леонтик ест — урывками, наспех и в тетрадки заглядывает лишь перед сном, минут за пятнадцать — двадцать, не более.

Клара Борисовна была уверена, что внук ее вполне доволен жизнью. Занимаясь хозяйством, отдавая ему все свое время и силы, бабушка не замечала, как внук начал отбиваться от рук.

В конце третьей недели сентября, после обеда, Леонтик вдруг заявил бабушке:

— Мне нужно сходить к товарищу за учебником. Через час ты получишь меня обратно.

Пожалуйста. Бабушка проводила его своим непременным напутственным словом «Еворехихо!» и прилегла покуда вздремнуть. Проснулась она часов в одиннадцать — Леонтика еще нет. Половина двенадцатого, двенадцать — его нет. Из театра, размышляла она, возвращаются не позже двенадцати, с последнего сеанса кино — в половине первого. Но вот уже час — а Леонтика нет! Каждая минута казалась часом.

Бабушка принялась будить соседей, чтобы кто-нибудь пошел с нею в милицию. Из милиции позвонила в «скорую помощь». Она всех подняла на ноги, но внука так и не нашла. Обессиленная бабушка осталась сидеть в милиции. Соседи ушли, пообещав позвонить, если Леонтика нет дома.

Горькие мысли одолевали бабушку, щемило сердце… Как об этом известить родителей? И что станет с невесткой? Не перенесет она этого…

Примерно без пяти минут два на пороге милиции показались бабушкины соседи вместе с Леонтием — встретили его возле дома.

Бабушка разрыдалась, принялась целовать внука, не жаловалась. Объяснение его выслушала молча: у товарища задержался, тому туго дается французский, вместе, дескать, учили — не заметили, как время пролетело.

На другой день после обеда, словно ничего вчера и не произошло, Леонтик вновь собрался к товарищу: подзаняться латинским языком. С опущенными глазами пообещал вернуться к девяти. Однако пришел он только в полночь. На третий день — то же самое.