Виктория Борисова - Ключи от рая

Поначалу мама пыталась ее поддержать, как могла. Она даже с работы ушла, чтобы ухаживать за ней, но Тане от этого было только хуже. Тяжело было каждый день смотреть ей в глаза, видеть ее отчаяние… И думать о том, что мама, несмотря на диабет и гипертонию, проживет еще много лет, а ее самой уже не будет.

Но мама не сдавалась. «Я мою Танечку никому не отдам!» — повторяла она, словно заклинание… Только когда Таня однажды кричала всю ночь из-за того, что кончилось обезболивающее, мама решилась определить ее сюда.

До сих пор она чувствует себя виноватой за это, и, когда приходит, глаза у нее как у побитой собаки.

Так Таня оказалась в хосписе. Почему-то она представляла себе это заведение в виде мрачного каземата с серыми стенами и решетками на окнах. Но, против ожидания, дом в тихой парковой зоне на окраине Москвы выглядел совсем не страшным, даже симпатичным — что-то вроде барской усадьбы предпрошлого века на фоне заснеженных деревьев.

По правде говоря, ей было уже все равно, где и как провести последние дни, лишь бы меньше приходилось страдать. А здесь, по крайней мере, не приходится унижаться, выпрашивая обезболивающее. Медсестры снуют по коридорам неслышными шагами, разговаривают вполголоса и, кажется, способны понять своих подопечных с полуслова, даже без слов — по одному взгляду, движению бровей, невнятному шепоту или стону…

Никто из них не приходит на работу с ярким макияжем, маникюром, взбитыми прическами, и не потому, что это запрещено, — просто как-то не принято.

Часто в белоснежных больничных коридорах мелькают темные одежды монахинь. Они ухаживают за умирающими, тихо и ловко выполняя самую тяжелую работу, и не отворачиваются ни от пролежней, ни от гноящихся ран. И молятся без конца, шепча свои молитвы… Наверное, проще жить, если веришь в Бога, в бессмертие души, в справедливое воздаяние и воскресение после смерти. Но ей, неверующей, не дано такого! И впереди — только темнота небытия, пустота, которая вот-вот поглотит ее.

Таня перевернулась на бок и тихо всхлипнула. Было очень жалко себя, такую молодую и неизвестно за что обреченную на смерть. Этих тревожащих мыслей, этой изматывающей жалости к себе Таня боялась почти так же сильно, как приступов боли. Очень хотелось, чтобы поскорее пришла сестра и сделала укол, чтобы можно было снова погрузиться в полусон, не думать, не чувствовать… Может быть, даже умереть, так и не ощутив этой границы перехода от жизни к смерти. Усыпляют ведь больных собак, чтобы не мучились, так чем же люди хуже?

Но сегодня что-то было не так, как обычно. Таня попыталась понять, что именно, прислушалась к себе… И вдруг поняла, что у нее ничего не болит! Это было странно. Но еще больше ее удивило другое: очень хотелось есть, просто до дрожи. Такое было с Таней только раз в жизни, когда она решила похудеть и села на жесткую диету. Бывало, плакала даже, по ночам прокрадываясь к холодильнику, и в конце концов решила, что незачем так себя мучить.

Таня потянулась к кнопке звонка. Сейчас ей вдруг очень захотелось увидеть рядом живое человеческое лицо, поговорить с кем-нибудь, рассказать о том, что с ней происходит…

Резкая, настойчивая трель звонка разорвала хрупкую предутреннюю тишину в келье Феодоры. Она вздрогнула от неожиданности, по привычке осенив себя крестным знамением, поправила чуть сбившийся апостольник на голове и поспешила в палату к Тане.

Войдя, она на мгновение замерла на пороге. Ей показалось, будто что-то здесь было не так, как обычно, сама атмосфера стала другой и в воздухе уже не витает дух отчаяния и обреченности. Это было совершенно невероятно, невозможно…

— Что, Танечка, больно? — спросила она. — Сейчас сестру позову укол сделать.

Феодора привычно склонилась над больной, поправила подушку… И тут заметила, что глаза девушки странно блестят и даже щеки чуть порозовели!

— Нет, не надо сестру! — покачала головой Таня. — Мне бы супчику, куриного, как мама варила! Вы позвоните ей, хорошо? Пусть принесет…

— Да, да, конечно, позвоню… — забормотала Феодора и, всплеснув руками, выскочила из палаты. Раньше ничего подобного ей видеть никогда не доводилось! Одно дело — читать об исцелениях безнадежно больных, о том, что для Господа нашего нет ничего невозможного, надо только молиться и верить…

И совсем другое — самой стать свидетелем чуда.

Феодора закончила свой рассказ и замолчала. Ее глаза сияли, и на мгновение всем показалось, что прекрасное лицо испускает какой-то особенный, внутренний свет. Разве что нимба над головой не хватает!