Виктория Борисова - Ключи от рая

Зойка шла домой, качаясь, будто пьяная. Какая-то старушка неодобрительно покачала головой и пробурчала: «Вот молодежь пошла! Девки белым днем напиваются! Совсем стыд потеряли…»

За советом и помощью Зойка кинулась к подруге. Многоопытная Алка только головой покачала.

— Ну ты и дура! — отрезала она, выдыхая клубы сигаретного дыма. — Угораздило же так попасться…

— Да знаю, что дура! — всхлипнула Зойка. — Что же мне теперь делать-то?

— Ты что, совсем дикая, что ли? — покачала головой подруга. — Сделаешь аборт, и все! Под наркозом, ты и не почувствуешь ничего…

В женскую консультацию Зойка шла, словно на Голгофу. Проходя мимо детской площадки, она остановилась на мгновение… И почувствовала себя убийцей. При одной мысли о том, что в животе у нее растет такой же малыш, которому не суждено будет родиться, на душе стало совсем паршиво.

Еле передвигая ноги, Зойка добрела до поликлиники. В коридоре воняло хлоркой и какими-то лекарствами, пожилая нянечка в белом халате возила шваброй по линолеуму, ворча под нос: «Вот натоптали-то! Вот натоптали…» Даже плакаты на стенах были какие-то угрожающие — про венерические болезни и еще зачем-то человеческие внутренности в разрезе. Зойка опустилась на жесткую неудобную банкетку, сложила руки на коленях и стала ждать. Хоть бы скорее…

Но ждать, как нарочно, пришлось долго. Из-за двери слышалось звяканье инструментов, донесся приглушенный женский стон… Потом грубый сварливый голос:

— Чего орешь-то? Чего орешь? Я не делаю еще ничего! Под мужиком не орала, небось, а здесь разохалась! Трахаетесь незнамо с кем, а потом сюда бежите сопли свои размазывать — спасите, мол, помогите…

Зойка охнула и зажала уши. Мысль о том, что через несколько минут в этом ужасном кресле, напоминающем орудие пытки, окажется она сама — униженная, беспомощная перед чужой грубой силой, — была так отвратительна, что хотелось просто сквозь землю провалиться.

— Эй, ты чего там сидишь?

Из кабинета высунулась огромная бабища в белом халате, туго перетянутом ниже груди, и высоком крахмальном колпаке, надвинутом до самых бровей. Выглядела она как продавщица из молочного отдела в гастрономе, только на руках у нее были резиновые перчатки, и от этого было еще страшнее.

— Ну, кто там следующий? Ты, что ли? Давай, заходи, или особого приглашения ждешь?

— Н-нет, извините…

Зойка вскочила и почти бегом бросилась прочь. Она ни о чем не думала — просто бежала, как напуганное животное, спасающее свою жизнь и свободу.

Потом она долго сидела под дождем. Выхода не было… Оставалось только одно — пропадать. А что делать еще, если она больше никому в целом свете не нужна?

С трудом передвигая ноги, Зойка добрела до метро. Она стояла на платформе, ожидая поезда, и думала о том, как было бы хорошо умереть прямо сейчас, чтобы больше не было ничего — ни одиночества, ни боли, ни страха, ни того существа, которое нежданно-непрошено уже растет в ней, и теперь надо что-то делать и решать.

Из темного чрева тоннеля показались яркие желтые огни поезда. Словно глаза чудовища, зорко высматривающего свою жертву… И Зойка неожиданно для самой себя вдруг рванулась ему навстречу. Как она раньше не догадалась! Ведь это так просто. Надо сделать лишь один шаг — и все кончится…

Чья-то сильная рука резко дернула ее назад. Зойка еле устояла на ногах и с размаху плюхнулась на кстати оказавшуюся рядом скамейку. Перед ней стояла высокая красивая девица с бледным строгим лицом, одетая во все черное. Зойка даже оробела — она-то думала, что такие только в журналах бывают.

— Куда лезешь, дура? — строго спросила она. — Глаз нет, что ли?

Зойка отчаянно замотала головой. Теперь, когда первый порыв прошел, она чувствовала, что больше не сможет решиться на такой отчаянный шаг.

— Я… я жить не хочу больше! — выпалила Зойка и разрыдалась.

Она плакала навзрыд, захлебываясь слезами, и не могла вымолвить больше ни слова. Но девушка не уходила. Она терпеливо стояла рядом, глядя на Зойку, как на неразумного младенца.

— Вот горе-то! Навязалась ты на мою голову, — вздохнула она. — Ладно, пойдем отсюда на воздух!

В скверике Зойка почувствовала себя намного лучше. Она рассказала все — и про Костика, и про маму, и даже про эту противную тетку в женской консультации.

Девушка отреагировала странно — несколько секунд она испытующе смотрела в распухшее, зареванное Зойкино лицо, потом, словно приняв какое-то решение, сказала: