Виктория Борисова - Просто приворот

— Послушай меня. Я решил, что нам надо расстаться. Давно хотел сказать тебе об этом, но все как-то случая не было… Но теперь с меня хватит! И так живем, как чужие люди, но жена-шлюха мне не нужна! Сама живи как хочешь и мне не мешай.

Ноги Ирины подкосились от этих жестоких, несправедливых слов. Хотя она и ожидала, что, скорее всего, придется расстаться с мужем и потом как-то пытаться жить дальше одной, но все равно продолжала надеяться неизвестно на что.

Но главное… Было очень обидно, что Виктор обвиняет во всем ее. Словно это не он был неверен, не он заставил ее страдать, не из-за него она рисковала не только жизнью, но и душой…

Ирина опустилась на диван и тихо сказала:

— И вот это что — все? Мы же столько лет были вместе, я всегда старалась для тебя и Толика…

— Что? Ты старалась? Это я всю жизнь работал, как вол, понимаешь? Пока ты дома сидела на диване, читала свои дурацкие книжонки, я пахал день и ночь!

Взгляд мужа упал на книжку, лежащую на журнальном столике. Ирина почему-то забыла убрать ее в потайное место на полке за собранием сочинений Достоевского. И почему он обратил внимание на книгу только теперь?

— Везде, куда ни сунься, валяется это дерьмо!

Он со злостью швырнул на пол пухлый томик в цветной обложке. Ирина сжалась, как от удара.

А Виктор не унимался:

— Сейчас я наконец-то хочу пожить для себя! Я имею на это право? Фирму я продал, деньги перевел на свои счета за границей, так что ничего ты не получишь! И не вздумай в суд подавать на раздел имущества. Адвокаты у меня хорошие, недаром хлеб едят. Так что не надейся.

Ирина молчала. Видимо, приняв ее молчание за признание своей правоты, Виктор смягчился и сказал почти мирно:

— Квартира, так и быть, остается тебе.

На секунду он стал прежним Витей, который покупал ей апельсины, отстаивая за ними длиннейшую очередь, вставал по ночам к маленькому Толику и гулял с ним в парке по воскресеньям. Но только на секунду…

В следующий миг Виктор как будто опомнился, на его лице появилась та же брюзгливая гримаса, и в голосе зазвучали жесткие нотки:

— Больше ни на что можешь не рассчитывать! В конце концов я совсем не обязан всю жизнь тебя содержать.

Больше всего Ирине хотелось встать и уйти, провалиться сквозь землю, исчезнуть, лишь бы закончить этот тягостный разговор. Лучше бутылки собирать или полы мыть, чем рассчитывать на помощь этого человека! Но ведь остается сын, она не имеет права думать только о себе…

Ирина сглотнула комок в горле и тихо спросила:

— А как же Толик?

Упоминание о сыне озадачило Виктора. На миг в его взгляде мелькнуло удивление, словно он позабыл о его существовании.

— Ну, от сына я, конечно, не отказываюсь… — протянул он. — Он может приходить к нам, когда захочет.

Виктор говорил так, будто сам себе не верил. В его лице, в глазах Ирина видела совершенно другое: там, в новой жизни, Толик будет лишним! Молодой жене вряд ли понравится присутствие взрослого отпрыска — живого напоминания о том, что у Вити когда-то была другая жизнь, другая семья…

— Да, пусть приходит, Оля тоже будет рада… Когда устроимся, ремонт сделаем, обживемся на новом месте — пожалуйста! В любое время.

Конечно, общение отца с сыном — это хорошо… Но в данный момент Ирину волновал совершенно другой вопрос. Она понимала, что говорить о деньгах сейчас будет неуместно, даже унизительно, но ведь это не ради себя, ради сына! Сама-то она как-нибудь перебьется, но почему мальчик должен страдать?

— Но институт… Понимаешь, в этом году такой конкурс на бюджетное отделение, а если Толик не поступит, его могут в армию забрать.

Виктор сразу помрачнел. Куда только девалось благостное настроение! С полминуты он сидел, насупившись, а потом сказал, как отрезал:

— Мужик должен сам в жизни пробиваться! Мне, в конце концов, никто не помогал.

Ирина хотела напомнить, что во времена их студенческой молодости платного образования не существовало в принципе, а в институте платили стипендию. И к тому же мама всегда подкидывала деньжат, если не хватало, а Витины родители присылали по пятьдесят рублей ежемесячно, возможно, отказывая себе в самом необходимом.

Можно было бы, конечно, попытаться что-то объяснить, но Ирина вдруг поняла, что не сможет сейчас переубедить мужа. И сказала совсем другое:

— Витя, это же наш сын… Ты подумай только, армия — это ведь такой ужас! Говорят, там бьют, голодом морят, про это и в газетах пишут, и по телевизору показывают. Толик — домашний мальчик, он не выдержит… Я так боюсь за него!