Виктория Борисова - Просто приворот

Нет, нельзя! Не оставлять же после себя такую грязь! Ирина тяжело вздохнула и принялась за уборку.

Она мыла полы, вытряхивала коврики во дворе, протирала стекла до хрустального блеска с каким-то угрюмым ожесточением, словно пыталась найти разумное объяснение для своего приезда, вычеркнуть из памяти события прошлой ночи, но теперь больше не думала ни о муже, ни о его любовнице, ни о том, что будет дальше с ней самой.

Нехорошая история с Витиной изменой отступила куда-то далеко и казалась мелким происшествием, не стоящим особого внимания. Что такое запах чужих духов по сравнению со взглядом внимательных желтых глаз существа, рожденного темнотой? Сущая безделица. Ощущение непоправимости совершенного поступка упорно не оставляло Ирину.

Отмывая в тазике заляпанные грязью резиновые сапоги, она чувствовала себя как убийца, пытающийся скрыть следы преступления. И пусть это не кровь, а всего лишь размокшая глина, но почему так погано на душе? Почему ничто не радует? Руки движутся, как заведенный агрегат, а сердце щемит, и думать не хочется ни о чем.

Когда солнце перевалило за полдень, весь дом сиял чистотой. Но нехорошая это была чистота, неживая. Словно после похорон прибирались… Ирина в последний раз оглядела дом хозяйским взглядом, выключила отопление, запихнула сапоги обратно в кладовку. Вот теперь, кажется, все.

Надо возвращаться домой, больше здесь делать нечего.

В конце июля на Москву обрушилась жара. Многомиллионный мегаполис задыхался, синоптики говорили что-то о температурных аномалиях, из-за перегрузки ломались кондиционеры, и от раскаленного асфальта поднималось удушливое марево.

Люди, одуревшие от зноя, пытались пережить жару каждый в меру своих возможностей и пристрастий. Одни передвигались короткими перебежками по маршруту дом — автомобиль — офис, другие отправлялись на дачу или к морю, а кому повезло меньше — просто шли к ближайшему пруду или озерцу, чтобы хоть немного освежиться, погрузив разгоряченное тело в воду, и таблички «Купаться запрещено» никого не останавливали.

И когда только кончится это пекло!

Ирина грустно смотрела на кусок парной вырезки и в который раз думала — что лучше приготовить? Бефстроганов или гуляш? Или сделать тефтели в соусе? Пускай до вечера еще далеко, но на приготовление хорошего блюда всегда уходит немало времени, так что лучше сделать все заранее.

Когда Витя придет домой, его непременно должен ждать горячий ужин. Так всегда было заведено у них в семье, но теперь на то были и свои, особенные причины…

С некоторых пор есть Виктор мог только дома. Как-то сразу после майских праздников водитель Сережа доставил его домой в таком состоянии, что краше в гроб кладут. Лицо Виктора заливала смертельная бледность, он держался за живот и тихо стонал. Видно было, что ему очень плохо… Ирина только охнула и кинулась было к телефону вызывать «скорую».

— Не надо, — остановил ее муж, — воды дай… И поскорее.

— Да, да, сейчас, конечно… — засуетилась она, — вот, выпей.

Жадно, большими глотками Виктор осушил стакан. Сережа бережно усадил хозяина на диван в гостиной, и тот сразу же заснул, откинувшись на подушки. Бледность ушла, лицо порозовело… Кажется, лучше стало человеку! Ирина немного успокоилась, но все же попыталась набрать ноль-три. Со здоровьем не шутят, надо бы вызвать врача. Ответом ей были только длинные гудки. В сердцах она швырнула трубку на рычаг и приступила с вопросами к Сереже.

— Что случилось? Как это произошло?

— Да сам не знаю, Ирина Сергеевна! — он беспомощно развел руками, — Виктор Александрович на переговоры поехал в ресторан «Констракшн», ну возле Маяковки. Сколько раз туда ходил, все нормально было, а тут… Сами видите. Минут двадцать как зашел, только аперитив заказал, отхлебнул, и сразу плохо ему стало. Хорошо еще, меня собой взял, чтоб я за рулем был, так я сразу понял, что с ним неладно!

Ирина прикусила губу. Что можно сделать, если взрослый человек совсем себя не бережет? Прямо как дитя малое. Даже хуже, потому что у ребенка всегда можно отобрать опасную игрушку, а мужчины почему-то полагают себя хозяевами жизни и бахвалятся собственной лихостью, а потом женщинам приходится разгребать все, что они наворотили.

Наверное, взгляд слишком красноречиво выражал ее мысли. Заглянув ей в лицо, Сережа как-то смутился и попятился в двери.