Ольга Мирошниченко - В сторону южную

Я любила это несложное, хотя и не очень чистое занятие. Иногда, в поисках следов вчерашнего пастбища, мне приходилось уходить довольно далеко от дома, но я не боялась дальних прогулок и, случалось, доходила до шоссе.

Жизнь шоссе была очень интересной, и я подолгу сидела на мягкой от пыли обочине, глядя на проезжающие брички, киргизов в рыжих лисьих шапках, неторопливо едущих на маленьких лохматых лошадках, но особенно удачным был для меня тот день, когда на шоссе, откуда-то с другой стороны, с проселка, на рыси выезжали военные. Они ехали на высоких лошадях и пели всегда одну и ту же песню. Лошади вскидывали сухие головы, мелко переступали тонкими длинными ногами, а военные пели:

Именно на этих словах я начинала отставать от конников, потому что до сих пор бежала рядом с ними по обочине шоссе, подпевая им, но у узенького мостика уже уставала и не могла бежать так быстро, и конники уходили от меня вперед и уносили свою песню, слова которой я так до конца и не узнала. Но это не мешало мне петь ее в госпитале, песня очень нравилась бойцам, и я, дойдя до повторения слов «Эскадрон за эскадроном», начинала, вскрикивая «Эх!», плясать вприсядку.

Но однажды мои прогулки на шоссе кончились раз и навсегда. Это было весной. А весной в степи цвели маки, и я приносила домой вместе с мешком кизяков букет огромных красных цветов на длинных прямых стеблях, покрытых восковым налетом. Галя ругала меня за эти цветы и не разрешала их оставлять в комнате. Они не нравились ей за то, что быстро увядали, и еще она сказала, что из цветов этих добывают яд, и если мы на ночь оставим их в комнате, то уснем так крепко, что не проснемся никогда. Я оставляла букеты около будки Беркута, Беркут нюхал их, чихал, встряхивая головой так сильно, что стукался носом о землю, потом ложился на букет и дремал, но всегда просыпался таким же веселым и здоровым, каким был.

Я собирала маки, когда услышала страшный и жалобный крик. Кричали неподалеку — беспрерывно и отчаянно. Я пошла на этот крик и на маленьком бугре увидела жабу. И жаба эта кричала. Она кричала и медленно, очень медленно, но неуклонно, не останавливаясь, ползла вперед, к какой-то, видимой ей одной цели, и, выпучив глаза, смотрела не отрываясь на эту цель. Я оглянулась, ища прутик, чтобы стегануть жабу, и тогда она, может быть, перестанет так жалобно кричать, и вдруг натолкнулась на чей-то взгляд.

Увидев этот взгляд, я уже никогда не могла его забыть: серые, почти бесцветные глаза с вертикальным зрачком смотрели с треугольной приплюснутой головки. Я никогда не видела змей, никто не предупреждал меня об опасности, которую они несут, и в первую минуту, не раздумывая, я взмахнула огромным букетом, чтобы ударить им по треугольной головке, и гадюка тут же свернулась в кольцо и стала похожа на большую серую тарелку. Какая-от странная выжидательная напряженность неподвижных тугих колец ее тела остановила движение моей руки, я неуклюже повернулась и побежала, втянув голову в плечи.

Я бежала до самого дома. И дома, сидя в пустой комнате на деревянном топчане, тряслась и тихонько поскуливала. Так и застала меня мама, вернувшись с работы. Она стала тормошить меня и спрашивать: «Деточка, деточка, кто тебя напугал? Тебя обидел кто-нибудь?» И когда она тормошила меня, букет, который я все не выпускала из рук, коснулся ее лица. Я бросила букет на пол и стала кричать: «Выкинь, выкинь его скорее». Мама испугалась еще больше, сказала: «Сейчас, сейчас!» — и, открыв дверь, выбросила цветы на крыльцо.

Когда Галя пришла из школы, она тут же строго спросила меня:

— Ты опять вместо того, чтобы собрать побольше кизяков, притащила эти противные цветы?

И тогда мама рассказала ей про змею и про жабу, но Галю рассказ мамы не испугал и не растрогал, она объяснила, что змея просто гипнотизировала [1] По техническим причинам разрядка заменена болдом ( Прим. верстальщика ) жабу, что в животном мире многие животные питаются друг другом и ничего ужасного в этом нет, это просто закон природы, а меня наконец нужно отдать в детский сад, потому что без коллектива я расту очень неразвитой и капризной.

И мама, как всегда, согласилась с ней и сказала, что попытается устроить меня в детский сад и что ей, как учительнице, наверное, не откажут.