Ольга Мирошниченко - В сторону южную

— Да уж куда тебе в герои, когда по тебе прокуроры плачут, — перегнувшись через ручку кресла, Воронцов обнял узкие плечи соседа.

— Та бог с вами, Костянтин Александрыч, — Игнатенко в ужасе руками замахал, словно нечистую силу увидел.

— Плачут, плачут, — наслаждаясь его испугом, повторил Воронцов, — да уж не достать им теперь тебя. Разве что опять за старое примешься.

— Мэни ни трэба бильш, — важно сказал Игнатенко и откачнулся назад с креслом, уклоняясь от объятий.

— Ну что ж, пора и честь знать, — Воронцов встал, и Саша тотчас вскочила, шаль подхватила торопливо. Нитка зацепилась где-то за гвоздь, Саша дернула зло, оставив черный клок на ножке кресла.

— Давайте прогуляемся, Константин Александрович, Кешу проводим, а то он еще с горя в море утопится, — засмеялась громко, откинув красно-рыжую голову.

— Да нет, он мужик крепкий. — Воронцов аккуратно придвинул к столу свое кресло.

Шлепая по линолеуму задниками сандалий, Кеша пошел к двери.

— Бывай, — протянул руку Воронцов, когда проходил мимо. И Кеша на ходу хлопнул ладонью о ладонь Воронцова: то ли отстранил, чтоб пройти не мешал, то ли попрощался все же.

Физики шаркнули ножкой, наклонили аккуратно подстриженные головы, поцеловали ручку Люде и ушли.

— Ну, как продвигается работа? — Люда остановилась очень близко. Ни одного изъяна на гладко-смуглой коже лица, ни одной морщинки. — Времени, по-моему, уже в обрез, — заботливо поправила замявшийся, а может, и не замявшийся воротник его рубашки. — Мне кажется почему-то, что это будет прекрасный фильм.

«Черт бы тебя побрал», — хотел сказать Максим. Из-за ненужной любезности ее, дружески-интимного внимания он не успел подойти к Саше, задержать ее. Видел только, как что-то спросила у Воронцова, тот покачал головой, извиняюще развел руками, и она, путаясь в кистях шали, злобно выдергивая их из-под ног, пошла торопливо вверх по лестнице, к себе.

«Ну что ж, может, все и к лучшему. Пора за работу приниматься. Окончились дни празднеств в Аранхуэце, настали суровые трудовые будни. Недаром Люда намекнула, что за ум приниматься надо», — думал, глядя ей вслед.

— Спасибо, ты душенька, — он с чувством, которого не испытывал, поцеловал узкую загорелую руку Люды. Когда увидел ее глаза, заметил торжество, что не успела спрятать, глядя на его склоненный затылок. — Спасибо. Ты чудно пела, до завтра.

— Оставайся у меня ночевать, поговорим еще, — упрашивал Воронцов Игнатенко. — Чего тебе тащиться в пансионат. Я на диване постелю. Оставайся.

Максим подошел к ним:

— У меня тоже можно.

— Та ни! Мне завтра вставать рано, в совхоз ехать, — отнекивался Игнатенко.

— А может, посидим еще, — предложил Максим, — побренчим посудой. Я очень рад, что…

— Благодарствую, — с неожиданным холодным недоброжелательством отозвался Воронцов и снова к Игнатенко, будто Максима уже не было рядом: — Так оставайся. Я с тобой поеду в совхоз, и Галину Васильевну возьмем с собой.

Максим понял, что все помнит он. Не забыл и не простил.

Саша разбудила, громко захлопнув за собой дверь.

— Кто там? — испуганно спросила Галина.

— Тише ты, не бойся. Кто-кто? Я. Кто ж еще может быть.

Белым призраком маячила по комнате, потом скинула со стуком туфли, забралась на кровать, придавив больно ноги. Застонала пружина.

— Ты что, поролон сняла? Почему так твердо? — спросила недовольно.

— Я привыкла.

Повозилась еще немного, устраиваясь уютнее, засмеялась чему-то.

— Что сейчас было. Кешка стал фильм Максима ругать, тот аж затрясся от злобы. Подрались бы, наверное, если б Воронцов не вмешался. Ну, я Кешке врезала.

— Как? — испуганно спросила Галина и приподнялась даже. — Ты ударила его?

— Да нет. Тоже скажешь. Я ему про столовку его сказала, кабачком тринадцать стульев назвала.

— Зачем же, — огорчилась Галина, — нехорошо. Ведь мы ходили туда.

— Ну и что ж, что ходили. Не даром же. Пускай не строит из себя пролетария. А то разбушевался, душу, мол, его покажи, подвиг рабочий воспой. Да ну, черт с ним. Слушай, а Воронцов, оказывается, твой начальник.

— Да.

— Что — да?

— Начальник.

— Это я поняла. А как он вообще, ничего?

— Ничего.

— Ну тебя, не понимаешь, что ли, о чем спрашиваю?

— Не понимаю.

— Тогда зададим вопросы попроще. Он женат?

— Кажется, разведен.

— Так я и думала, — засмеялась снова тихонько.

Галина, не видя ее, чувствовала, что улыбается довольно. Саша пришла из какой-то недавней, неведомой Галине жизни, и как птица, строящая гнездо, отлетает недалеко, чтоб схватить пушинку, и снова возвращается к своему труду, так она, задавая вопросы, стремилась с помощью их поскорее организовать новое, еще только осваиваемое ею, сделать его удобнее, понятнее и надежней.