Эйстейн Лённ - Обязательные ритуалы Марен Грипе

Сюннива вскрывала раковины, доставала мидий, раздавливала их в жестяной коробке для рыбной наживки, а ракушки выбрасывала в воду.

— Она была на работе… как обычно.

— Каждый день?

Молчание.

— А вчера она была на работе?

— И неделю назад все было нормально, и сейчас у нее все в порядке, — помедлив, сказала Сюннива.

— Я слышал нечто в этом роде, — сказал пастор. — Я читал, что есть люди, которые никогда не болеют, но в жизни таких не встречал. Только в книгах.

— У Марен иногда была температура, она чувствовала себя вялой. Но больной? Никогда! Она могла пролежать в постели день, а то и два, не хотела вставать, просто хотела выспаться. Нет, с ней все в порядке.

— Она беременна?

— Нет, — сказала Сюннива. Она сцедила соль из морской воды таким движением, что пастор понял: его вопросы раздражают ее. Он улыбнулся.

— Как ты думаешь, она знала?

— Что знала?

— Ну, ты понимаешь, что я имею в виду?

— Думаю, она чувствовала, что так произойдет, — пояснила Сюннива. — А это уж нечто другое.

Сюннива знала, все пасторы на один лад. Долдонят об одном и том же, если им что не по нраву или кажется непривычным. Кроме того, она заметила, что нравилась пастору. Не могла объяснить почему, но она единственная на острове не испугалась происходящего. Старалась только быть поближе к Марен. Ни словом не обмолвилась, не упрекнула и не сказала, что могла бы сказать.

— Естественно, я ожидала этого, — сказала она. — Ожидала? — переспросил пастор.

— Да, — повторила Сюннива. — Ожидала.

— Не могу поверить. Не могу представить себе, что ты могла бы такое помыслить.

— Отчего же? — сказала она. — Именно так и подумала.

Марен Грипе, пока еще не предчувствуя грядущих событий, прикрутила фитиль в лампе, взбила подушку, провела руками по волосам и только тогда заметила удивление на лице Якоба. Когда она увидела его, стоящего посреди комнаты, одетого в брюки и рубашку, она сама удивилась, кажется, даже, больше него.

Вообще-то она не имела обыкновения удивляться, особенно когда просыпалась. Не вставая, она дотянулась до створок окна, закрыла его, накинула крючки.

— Она пришла в спальню, несмотря на то, что была суббота, — рассказывал Якоб. — Сняла ночную рубашку, раскинула руки на подушке и легла. Не верится, что это было всего три дня назад, — сказал он и опустил глаза. — Вот уже восемь лет мы женаты, и вдруг она появилась в спальне и пахла, как пахнет осенью, когда три дня подряд дует ветер с суши. Она пахла, как пахнет, когда море кажется далеким-далеким, — сказал он и спокойно взглянул на Сюнниву. — Она вошла в комнату, и вдруг все стало по-другому, не так, как прежде. Я посмотрел на ее лицо на подушке и сказал: «Ты не должна быть здесь».

Он слышал гудки парохода внизу у засолочных цехов, и вдруг неожиданно для самого себя кивнул в сторону комнаты, где Марен спала по субботам: «Тебе не место здесь. Сегодня».

— Не знаю, почему я не мог прикоснуться к ней. Не мог — и все! Ведь это была ночь с субботы на воскресенье, и я привык, что она спит в соседней комнате. Я приподнялся на локтях и сказал: «Они пришвартовались не у засолочных цехов. Чудно́».

— Ты не хочешь быть со мной? — сказала Марен.

Якоб повернулся и положил руку под голову.

— Не понимаю, как тебе объяснить, но сегодня ты совсем другая.

Пока Якоб говорил, Марен лежала тихо, не шевелясь, под одеялом.

— Это начинается в постели, — сказал Якоб. — Это начинается всегда в постели, — продолжал он и спустил ноги на пол. — Уйди, — сказал он и попытался улыбнуться. — Ты не должна была приходить сегодня ночью. И ничего не объясняй, не надо, я ничего не хочу знать.

Он поднялся и снова кивнул на дверь. Он словно отгонял от себя наваждение и все кивал на дверь.

Все произошло в ночь на воскресенье. Те, кто проснулся, помнят, какой необычно покойной была эта ночь; полное безветрие, зеркальная гладь воды, мелкая рябь меж сваями у островков. Чайки давно успокоились, и было так светло в устье фьорда, что фонари у причала казались невидимыми с островов.

— Откуда ты знаешь? — сказал пастор Сюнниве Грипе, когда кузнец отвез Марен на материк. — Она сама тебе рассказала?

— Поживи в нашем доме, узнаешь, — сказала она. — Видно ты забыл, как жить в маленьком доме. У нас каждый знает все о каждом. Дом маленький, семьи живут под одной крышей, и мы только притворяемся, что не слышим и не видим. Нужно время, чтобы выучиться этой науке, но невозможного нет на этом свете.

Поэтому Марен, лежа в постели Якоба, не особенно обеспокоилась, когда увидела прямую, как струна, спину Якоба на кухне. Она улыбнулась и вспомнила отца, когда он, страдая бессонницей, сиживал ночами на кухне у печки.