Отпускали. И они ходили. И Димка Разин даже преуспел: ловко зацепил по физиономии Глеба. У того аж искры из глаз!
Димка торжествовал:
— А ты чего раскрылся?
Теперь Разин считал себя боксером, и летом, когда между вторым и третьим курсом они поехали с Глебом в отпуск в Сочи, он вел себя весьма смело. Тем более, было перед кем красоваться — с ними была Маша.
На танцах на Ривьере Димка вел себя особенно вызывающе и, естественно, задрался. Курсантов-пограничников, правда, было там немало, и это в какой-то мере дополнительно настраивало Разина воинственно. Завязалась драка. Не то с местными, не то с приезжими, но Сухомлинову пришлось, защищая Димку, кому-то расквасить «мордашку».
Потом Димка оправдывался. Мол, я защищал Машу. Один «поц» хотел силой заставить ее танцевать.
— Больше с тобою никуда не поеду, — разозлился Глеб.
— А курсантское братство?!
— Вот с курсантским братством ты и поедешь.
Димка искал защиты у Маши. Та выжидательно молчала, что сильно обидело Разина.
Были последние дни перед отъездом. На Ривьеру они больше уже не ходили… Вечерами лениво гуляли по набережной…
И все же Димка Разин нравился командиру дивизиона. Тот считал, что у него великолепная аналитическая голова.
Действительно, Разин здорово «шарил» в пограничной тактике. Однажды в институт приехал заместитель командующего пограничными войсками.
Генерал задал несколько вопросов Разину. Тот отвечал с достоинством и даже вступил в спор с начальством. Генерал удивленно вскинул брови от такого нахальства.
— На каком тесте ты замешан? — засмеялся генерал.
— На суворовском. Я ведь кадет, товарищ генерал.
— Вот как, — улыбнулся замкомандующего. — Конечно, после выпуска послужишь на границе… А вообще-то твоя дорога в Академию пограничных войск. Я чувствую в тебе, курсант, хорошего штабиста… К сожалению, для нас это кадровая проблема!
Генерал уехал, командир дивизиона объявил Разину благодарность, а ребята насмешливо прозвали Разина «штабистом», что его стало обижать. Уж лучше бы генерал не приезжал!
На стажировке Разин и Сухомлинов были на высокогорных заставах в Киргизии. В отряде какое-то время жили в семье одного старшего офицера.
— А вы запаслись коньяком, — как-то серьезно заметил тот. — Ведь там давление низкое. А коньяк — лучшее лекарство от головных болей.
Но Димке было не до коньяка: в него «влопалась» девятиклассница, дочка офицера. Она вместе с ним вертелась перед зеркалом, щеголяла в его форме и однажды заявила отцу, что выйдет замуж за московского курсанта.
Это, видимо, и повлияло — их быстренько отправили в горы.
Голые горы были Разину «не в кайф». Он часто звонил на заставу Глеба и жаловался на мрачную житуху. Единственное спасение: у начальника заставы водился коньяк…
Солдаты-киргизы, а их было большинство, плохо знали русский, и это тоже мучило Димку: «ни бельмеса» не понимают.
Разреженный воздух все же сделал свое дело. Разболелись десны, щеку разнесло — флюс… Спас местный фельдшер, который волосатой рукой над тазиком разрезал ему десну.
Неожиданно для Раджаба вечером в кишлаке появился Юсуф.
Его визит не сулил ничего хорошего, и Раджаб подумал о том, что уши следует «держать торчком», как это делает его овчарка Джуля: незнакомые люди еще только подходили к дому, а собака уже, навострив уши, начинала рычать… Раджаб верил Джуле, как себе, и потому страшно любил свою овчарку.
Во дворе, задвинув покрепче засов калитки, он подошел к собаке и ласково потрепал ее за загривок.
— Нехорошие дела, Джуля, — сказал Раджаб. — Юсуф не зря в кишлаке… Наверно, опять караван на Кавказ… Опять людей вербовать будет, грозить будет, если кто, случаем, откажется. Не хотел бы я попасть ему под горячую руку. Вот так, милая моя Джуля.
Раджаб зашел в дом и внезапно столкнулся с дочкой. Назирет было всего шестнадцать. Выросла быстро, совсем незаметно выросла… Стала статной, красивой. Лицо милое, овальное, с большими яркими, словно бриллианты, глазами.
Каждое утро мать заплетала ей десятки тонких косичек, которые ласково закрывали чистый смуглый лоб и ложились на плечи.
Вон какая выросла, хоть завтра бери за нее калым… Нет, Раджаб не собирался отдавать дочь замуж. Однако кое-кто уже начал подбивать клинья… Если по-честному, то больше всех ему нравился Худжа, местный рэкетир, которого все в кишлаке побаивались, поскольку связан он был с Юсуфом и его людьми.
Читать дальше