Евгений Белянкин - Танец любви

— Воля! На все четыре стороны…

Глеб потоптался, сунул Сане руку.

— Мне на автобус.

Сухомлинов был на подножке автобуса.

— Глеб, ни один ленивец не дожил до глубокой старости…

— Я понял, Саня… Прощай!

Глеб проснулся у бабушки. Мать и сестренка еще спали. Привыкший к училищному распорядку, он вышел на сельскую улицу, прошелся по росистой траве и вдруг застыл в неожиданности: Глеб явно различал колокольный звон. Задрав голову к небу, он вслушивался в нарастающий перезвон колоколов — в прозрачном утреннем воздухе текла чистая, созвучная его настроению мелодия…

Глеб не двигался, охваченный этими необычными для него звуками. В них он почувствовал какую-то власть, силу над собой и удивился даже, как способен освежить душу колокольный перезвон. На сердце стало хорошо, тепло, и сразу нахлынули мысли. Он вспомнил суворовских ребят, которых летние каникулы раскидали по стране… Где-то сейчас Вербицкий, Карсавин, Скобелев? Где Димка Разин?

Наверное, прав был подполковник Воробьев, когда грустил о старом суворовском училище. Всего одни летние каникулы, потом учебный год — и нет суворовского! Как перелетные птицы… И останется в ушах только перезвон бывших кадетских баталий…

Глебу стало чего-то жалко. Жалко, что так быстро бежит время.

Он вспомнил, как в последний раз звонил Маше Вербицкой. Ее слова еле прослушивались:

— Ты зря, Глеб, обидел Димку.

А чем? Чем он его обидел? Тем, что не дал прочитать ее письмо?

— Маша! Если ты такая заботливая, то почему сама не напишешь ему?

Маша нервно положила трубку: длинные гудки говорили о ее вредности… Эгоистка!

…Колокольный перезвон медленно растекался по мокрым деревенским лугам. Два дня шел дождь, не давая вести уборку. Глеб с дядей ночевал в поле, на полевом стане. Дядя Гриша тоже когда-то отслужил в армии и теперь работал комбайнером в совхозе. Укрывшись ватником, слушая, как за окном вагончика ворчливо шумел дождь, Глеб терпеливо выслушивал армейские рассказы дяди Гриши о том, как ходили они солдатами в самоход, как однажды искали дезертира и как, будучи командиром орудия, он получил от генерала именные часы за боевые стрельбы. Как понял Глеб, никто в их части не мог так стрелять, как дядя Гриша.

— Моя пушка — всем пушкам пушка! И вот что, племянник, — заключил дядя Гриша, — если уж захотел ты быть офицером, по совести скажу — ничто так не подкупает солдата, как человечность…

Глеб дивился тому, что здесь, в поле, под проливным дождем он как-то лучше видел свое курсантское и офицерское будущее… лучше осознавал свое положение в училище. Даже слова матери: «А, может, и зря, Глеб, суворовское-то? Как она еще сложится, жизнь военного?» — казались теперь совершенно иными.

…Только сейчас Глеб вспомнил, что сегодня воскресенье и колокола зовут к заутрене. Мать ему рассказывала, что колокольня эта в соседнем селе, за восемь километров, и что там давно работает церковь. Когда она была помоложе, они с бабушкой ходили туда слушать колокольный звон, потому как там звонарь знаменит на всю округу.

Шла последняя неделя каникул. Глеб чувствовал, как тревожно ныло сердце: он ждал училище, а училище ждало его. Какое-то повзрослевшее чувство жило в нем — и как бы уравновешивало его желания. Но самое удивительное — в эти дни он больше всего думал о Димке Разине… Что это, соскучился?

Первого сентября было построение. Генерал-майор Репин вышел на трибуну. Построившиеся в каре роты бойко отвечали на приветствия. Что ни говори — в суворовцах жило чувство общности. Особенно это чувствовалось в третьей роте: как-никак они становились старшими.

И младшие, и старшие, в чистенькой отглаженной форме с лампасами шли парадным строем. Возле трибуны, затаив дыхание, во всю силу вытягивали носок и, повернув голову, буквально поедали глазами начальство.

Взводы развели по учебным корпусам, и в коридорах сразу возник школьный гам…

Майор Шестопал был строг и недоступен; он отдавал короткие приказания, и все понимали, что спорить с ним бесполезно. Впрочем, с ротным никто и не спорил.

Все ждали обещанного увольнения. Пашка Скобелев с загорелым южным лицом лез в компанию Вербицкого, но тот почему-то пригласил к себе домой Горлова и Димку Разина. Глеб Сухомлинов участвовать в этом деле наотрез отказался, что еще более подзадорило Димку. Тем более, тот носился в героях дня, рассказывая Парамоновым и всем прочим, как он здорово летом «снимал девчонок» и вообще жил по высшему стандарту. Но даже наивные братья Парамоновы понимали, что Разин врет: с его ли способностями!..