Евгений Белянкин - Танец любви

Вербицкий, ухмыляясь, ткнул в нее пальцем.

— Вот гляди, чем длиннее от третьего пальца линия, тем больше у человека интеллектуальных способностей…

Тарас обиженно засопел.

— Что, у меня не очень?

— Почему не очень? Вот видишь, середина внешней стороны… линия Меркурия. Она говорит о коммерческих способностях.

— Какие там коммерческие! — Денис, бросив тряпку, хохотал ломающимся баском. — Тарасу на коммерцию медведь лапой наступил. — А тебе на ухо…

— А тебе…

Саня от души смеялся над братьями.

— Внимание, беру «генетическую отпечатку!» — И Вербицкий с ухмылкой шлепнул Тараса по босой ноге. — Генетические отпечатки — это новое оружие современных сыщиков. Любая чешуйка кожи, волос, если его оставили на месте, позволит раскрыть преступника…

Тарас лишь тяжело вздохнул.

— Эх, теперь курнуть бы… Все равно окно открыто.

Но вспомнил, как Серый, вывернув его карманы и отобрав очередную пачку сигарет, язвительно заметил: «Спасибо, малыш, помогаешь экономить зарплату. Она ведь у офицера не столь уж и большая…»

Парамон-младший выругался, и тут в дверь вломился неугомонный дежурный по роте.

— Господа бомжи, не пора ли вам пора? Время… — И взглянул на новенькие часы.

Было ясно, что ребята волынили. Время спортивно-массовой работы уже заканчивалось, а идти на уроки не хотелось. Уж лучше «на свежем воздухе» в туалете, чем опять зубрежка в классе…

За дверью мелькнула зловещая тень Серого. Все притаились. Заметив дежурного, майор вернулся и, сделав ему втык, презрительно пробежал по вытянувшимся лицам ребят.

— Парамоны, марш на самоподготовку! — бросил резко Серов. — А ты, Вербицкий, зайди в канцелярию.

— Когда, товарищ майор?

— Не «когда», а сейчас.

Майор Серов, помыв руки, вытер их полотенцем и бросил Вербицкому:

— Садись, в ногах правды нет.

— Лучше постою, товарищ майор. — Саня ожидал от Серого какого-то подвоха.

Серый улыбнулся.

— Нехорошо, Вербицкий, спать в душевой, — вдруг негромко сказал он. — Можно подумать, по ночам в самоволку шляешься, а?

Вербицкий машинально «шурупил»: значит, майор Поликарпов все же донес…

— Виноват, товарищ майор. Разморило…

— Говоришь, разморило? — Серов пристально и с насмешкой посмотрел в глаза Вербицкому.

Саня невольно подумал о новом наказании, но майор, роясь на столе в каких-то бумагах, примирительно сказал:

— Вот, небось, стоишь и думаешь, что майор Серов такой-то растакой-то… только вот и знает, как бы напакостить. А я ведь… Я свой взвод люблю. И какие бы ни были ребята — всех люблю. Для меня вы все одинаковы. Ты пойми это, Вербицкий. Да… как говорят, трудно в учебе, легко в бою. Я добавил бы — и в жизни. Так ведь?.. Тем обиднее, что для тебя и для всех я — ненавистный Серый. А поразмысли… С какими трудностями, только мне и знать, но я заставляю вас учиться, хорошо учиться! А когда суворовское останется позади, когда повзрослеете да поймете почем фунт лиха, вот тогда и оцените, что такое действительно стоящая учеба, и на меня взглянете по-другому: вот, мол, был майор Серов — ни с чем не считался, требовательный был мужик. А ради чего он это делал? Ради нас… Из других взводов серятина вышла… А мы-то в престижных училищах да в академиях… Одним словом, карьера, брат! Я вас сейчас понимаю, Вербицкий. Несмышленыши. Но ты-то неглупый парень, с журналистскими способностями.

— Да это, товарищ майор, папа придумал. Уж как повезет в этой жизни…

— Отец у тебя — человек славный. Постараешься и ты, обещаю, поедешь во Львов на журфак. Поедешь, это говорит тебе майор Серов, а он свое в этой жизни повидал…

— Товарищ майор, я стараюсь…

Вербицкий никак не мог понять, чего же хочет от него Серый. Он пытался угадать это по его лицу и даже, кажется, что-то угадывал: взгляд майора поначалу колючий потеплел, оттаял, и майор Серов как будто уже и не тот Серов, а свой малый.

— Слушай, Вербицкий. Многие суворовцы настроены против меня. Ты парень умный и авторитетный… Я хочу, чтобы ты был моим союзником.

— Я постараюсь, товарищ майор. Разрешите идти.

Но Вербицкий так и не понял Серого, что же он предложил — фискалить? Так это в роте считалось самым последним делом, за что крепко били и били, как он считал, по справедливости. Или взводный предложил что-то другое, смысл чего до Сани еще не дошел… Тем не менее на сердце Вербицкого отлегло. С душевой вроде пронесло…

У этой недели был суровый норов. Глеб Сухомлинов чувствовал нарастающее напряжение в душе. Казалось, усталость ничем не снять: она накапливалась, переходя в раздражение. А тут, как гром с ясного неба, марш-бросок. Сам начальник училища, генерал Репин, упорно и долго, не жалея голосовых связок, разглагольствовал о суворовской «науке побеждать». В роте же поговаривали о другом: о приезде какого-то высокого начальства. Вот, мол, и заволновался, забеспокоился наш седеющий генерал, нюх у которого на начальство, как у хорошей охотничьей собаки. Все знали, как генерал любил показывать товар лицом.