Евгений Белянкин - Танец любви

Делать было нечего, и Раджаб позвал дочку. Компания сразу оживилась и повеселела. Магомед хлестко пил и рассказывал анекдоты… И всякий раз оснащал их сексуальными подробностями. Назирет краснела, отворачивалась в сторону. А Магомеду это нравилось, и он вдруг стал сыпать всякие сальные небылицы об ишаках и красивых мальчиках…

Раджаб было запротестовал:

— Нехорошо мы ведем себя. Аллах услышит. Ему это совсем не нравится.

Но Магомеда это не остановило.

Не то по сигналу Раджаба, не то сама, но Назирет, закрыла рот руками, словно ее тошнило, и выскочила из комнаты.

— Что с ней? — удивился Худжа. — Не беременная ли?

— Не знаю, — сказал мрачно Раджаб. — В последнее время у нее рвота, живот болит. Водил к знающим людям — напугали они: нехорошее, мол, заболевание.

— Триппер что ль? — засмеялся Худжа и порозовел от собственного смеха. — Если триппер, то ты у меня смотри, хозяин: заразит — убью…

Но Назирет убежала — и как в воду канула. Гости было ее искать, весь дом обшарили…

На ругань гостей Раджаб лишь качал головой:

— Не знаю, где она! Я же с вами был. Возможно, к подругам или к матери убежала. Где собрались женщины, тоже не знаю. У них свое, женское…

Выпили еще.

Магомед вдруг стал собираться домой.

— Я ведь человек военный: у меня всегда дела. Вот добьем оппозицию, бандитов добьем — начнем жить нормально. А ты как думаешь, Раджаб?

— Я ничего не думаю. Живу, как живется, — никому не мешаю. Мне все равно. Все люди — все равно помирятся.

Худжа хитро сощурил глаза.

— Он заливает. Весь кишлак знает, что он у пограничников осведомитель. С ним надо язык держать на замке.

— Не верь ему, Магомед, — спокойно, делая вид, что он изрядно выпил, заметил Раджаб. — Он — пьяный.

— Что у пьяного на уме, то и на языке, — засмеялся Худжа. — Я тебе, Раджаб, скоро задание дам. Дочку свою береги. Пригласишь с заставы молоденького лейтенанта, того, что с женой приехал, да и положишь ее под него. Запомни, это приказ Махмуда. Для тебя это, кроме всего, алиби. А заразишь его, ха-ха, отвечать будешь по закону…

Гости уехали недовольные, уверенные в том, что Раджаб их обманул.

Сергею Карсавину в МосВОКУ поначалу было нетрудно — физически подготовлен, да и с умом был порядок.

Потом испортились отношения с преподавателем тактики. Тот поставил ему подряд две двойки и назвал «мажором», который мечтает о легкой карьере.

Карсавина это задело, и он огрызнулся. С тех пор стали не складываться отношения и с командиром роты.

Однажды капитан сказал ему:

— Вот что, Карсавин. Мне здесь мажоров не надо. Замечу, армии нужны хорошие, грамотные командиры, а ты им, видимо, никогда не станешь.

Сергей хмыкнул:

— Командиром я, может быть, и не стану, но, как вижу, мажоры служат ротными офицерами! Туда, пожалуй, и мне дорога.

Капитан вскипел:

— Много на себя берешь, Карсавин. На первый раз ставлю на вид. А в последующем ты у меня поплатишься.

И, действительно, первый год ротный спуску ему не давал. И Карсавин думал даже перевестись в Военный институт на спецпропаганду, которую еще называли факультетом психологической борьбы.

А тут Военный институт объединили с Гуманитарной академией. Вновь появившийся Военный университет обещал многое.

Но Карсавин так и не перевелся. Постепенно со второго курса отношения с ротным сгладились, и на третьем курсе тот стал даже относиться к нему без лишних эмоций.

— Ты неисправим, — сказал он как-то Карсавину. — Портить себе нервы не собираюсь. Так что станешь командиром или не станешь — это твои проблемы.

Да и Карсавин к этому времени «обкатался». Он мирно заметил:

— Я все же буду стараться, товарищ майор. Конечно, с вашей помощью.

К тому времени ротный получил майора и был более благодушен.

Карсавин вздохнул спокойно и о переходе в Военный университет совсем забыл. И хотя МосВОКУ было «не сахар», Карсавин тянулся. И даже начальник училища, как-то проводя смотр, вывел его из строя.

— Великолепная выправка. Я хотел бы, чтобы все другие курсанты брали с него пример. Офицер без выправки — «лапша», «лапша» командовать не может.

Майор вызвал Карсавина в канцелярию и сказал:

— По приказу начальника училища объявляю три дня отпуска.

— Приложите их, пожалуйста, к увольнению в воскресенье, — попросил Сергей.

— Ладно, — мягко заметил ротный и вдруг подошел и похлопал Карсавина по плечу. — Ты стал другим. Между прочим, и я стал другим.