— Ты любишь читать старинные романы, ну, Диккенса, Вальтера Скотта? — Ларочка шла совсем близко, говорила совсем тихо — нападает на нее это «совсем»: совсем ничего не знаю, совсем ничего не хочу, совсем ничего не боюсь. Ивана пугает ее «совсем ничего не боюсь».
— Раньше, в детстве, ну, в пятом-шестом классе, я любила читать давние романы.
— Я не люблю выдуманного.
— А не выдуманное — это выдуманное с фамилиями. Ты почему ухмыляешься?
— Подумал о республике Кудь.
— Ну и что? Я знаю, что делать, когда думаю о Кудях. Утром слышу их голоса — значит все на месте.
Гул, выхлопы, выкрики, велосипедный моторчик взъярился и заглох.
Пожилой человек, седеющий, но по-мальчишески проворный, как все на Моторивке, подошел к ребятам.
— Дядя Кудь, дядя Кудь, — засуетились хлопцы, — скажите Тимке, нехай цилиндровые кольца подгонит. А то он мотор начистил, а в середке что?
— Дядя Семен, мы вас еще сдаля приметили, как вы шли!
— Подскажите Тимке искру проверить, дядя Кудь. Маслом мотор позалнвал, аж течет, свечка замызгана, контакта нет, откуда ж искра?
— Эх, вы слесаря-механики, в мастера собираетесь, нечисто работаете!
— Так это ж вчера бурей пылюгу нагнало, кругом занесло.
Семен Терентьевич занялся моторчиком, проверял его на слух, не заметил Лары.
— Доброго здоровья, дядя Семен!
— А Ларочка-соседочка! — поднял голову Семен Терентьевич. — Что это одна сегодня?
— Я не одна, Семен Терентьевич.
— Вижу… Но я про Любу спросил. Поссорились?
— Ничего не поссорились. Люба своей дорогой, я своей.
— Повырастали, свои дорожки искать стали… А вы, что ж, молодой человек, наших девчат провожаете, нас знать не знаете? Что-то не припомню вас по школе.
— Я из зареченской в новую перешел.
— Многие в новую горазд. Заманчиво.
— А вы забыли про нас, — упрекнула Лара, — совсем забыли, Семен Терентьевич!
— У меня теперь своя школа на заводе, целый выводок таких, как вы.
Мальчишки оттеснили Лару.
— Понаходили тут, работать мешаете!
— Я загляну к вам, Семен Терентьевич, на малышей посмотреть, — уже отойдя оглянулась Таранкина.
— Заглядывай, не откладывай, время бежит!
Совсем уж близко дом Таранкиных.
— Время бежит, — снова оглянулась Лара, — постарел, седеет; мне больно, что он седеет… Тебя пугает, Иванко, что время бежит?
— А тебя пугает, что я поседею?
— Дурак. Мальчики не седеют и не стареют. Они навсегда остаются нашими мальчиками. Будем вспоминать: «Ой, какие были у нас мировые мальчики!»
К усадьбе Таранкиных подкатила «Волга».
— Ну, гуляй, Ваня, я не хочу, чтобы отчим видел тебя, начнутся всякие противные расспросы.
— Сказать тебе слово на прощанье? — не уходил Иван. — Твои парижские очки у меня в кармане, со вчерашнего дня; ты даже не вспомнила! — он протянул Ларе «зеленые консервы». — Носи на здоровье.
«Волга» развернулась внизу, на Школьной площади и, обгоняя машины, понеслась по старому шляху на Моторивку; Анатолий с балкона следил за ее бегом.
— У нас сегодня преферанс? — напомнил он Никите.
— Прости, забыл предупредить тебя, преферанс откладывается, у Пахома Пахомыча торговый семинар или межобластные торги, что-то в этом роде. Да оно и к лучшему, надо Кудя навестить, перед стариком совестно; Семен Терентьевич начало начал, альфа и омега нашей ребячьей жизни. Если не возражаешь, заглянем к деду вместе.
Анатолий охотно согласился — о Семене Терентьевиче Никита рассказывал немало хорошего, уверял, что он и Вера Павловна — столпы старой Моторивской школы, ее душа и руки.
— Семен Терентьевич самому главному нас обучил — делать дело. Мы, мальчишки, народ хваткий, за любое начинание готовы уцепиться, а вот довести до ума… Семен Терентьевич приучил нас: возьми кусок металла и сделай вещь, в лепешку разбейся, но сделай!
Позвонил Валентин:
— Никита, выпадает свободный вечерок, Ниночка уезжает в город к родичам, всякие там хлопоты, покупки и тому подобное, так что предлагаю мальчишник. Восемь вечера устраивает?
— Жди!
Соседи уверяли, что у Кудей под крыльцом закопан горшок с кашей — к ним вечно тянулись люди: кто за советом, кто с просьбой, кто просто так посидеть, душу отвести. В этот день собрались заводские — в цеху готовились к отливке коленчатого вала по новым, предельным допускам — и литейщикам, и бригадиру модельщиков, Семену Терентьевичу Кудю, было над чем задуматься.
Переступив порог, Никита шепнул Анатолию: «Явились не ко времени!» Но старый Кудь обрадовался Никите:
Читать дальше